Как порой работают историки, чтобы прояснить какие-то малоизученные события далекого прошлого? Иногда кропотливо трудятся, сопоставляя различные факты из письменных источников, иногда - случайно, наткнувшись на какие-то пыльные забытые фолианты или коробки и папки со списанными документами.

Зачастую в этих папках обнаруживаются документы, словно возвращающие историков к делам давно минувших дней, заставляя вспомнить известных в свое время личностей, незаслуженно забытых впоследствии. Так случилось и в 1930 г., когда в архиве Академии наук СССР в пыльных папках неожиданно обнаружились старинные тетради, исписанные убористым, но четким почерком. Стало понятно, что это уникальный материал - дневники Григория Ивановича Лангсдорфа, российского консула в Бразилии, личности в свое время легендарной, но, увы, практически забытой.

О существовании этих дневников было известно, но они считались утерянными сто лет назад. И вот перед исследователями во всей красе открылся подлинный клад - двадцать шесть пухлых тетрадей. В них Григорий Лангсдорф кропотливо, подробно, день за днем, излагал впечатления и факты из своего путешествия по внутренним областям Южной Америки, предпринятого им в 20-е гг. XIX в.

В этих чудом уцелевших дневниках было практически все: путевые записи, подробное описание маршрута, бесценные сведения по истории, географии, зоологии, ботанике, этнографии и экономике тех областей, где он побывал. Как же так произошло, что потомки практически забыли Лангсдорфа, почему о его экспедиции, такой важной не только для своего времени, пролившей свет на многие тайны чужого континента, так мало известно? И кто он вообще такой - Григорий Иванович Лангсдорф?

Начать с того, что он, строго говоря, не Григорий. И не Иванович. Этого человека звали Георг Генрих фон Лангсдорф. Родился он в Германии в 1774 г. С отличием окончив школу, он поступил на медицинский факультет Геттингенского университета. Там он учился так же прекрасно, как и в школе, параллельно с медицинскими науками изучив несколько языков. Получив диплом, Георг Лангсдорф отправился в Португалию. Молодой врач в своих интересах не ограничивался медициной - сочетал врачебную практику с географической и естественно-научной деятельностью. Его богатая на выдумки судьба сделала крутой вираж, и Лангсдорф, которому было тогда двадцать девять лет, в 1803 г. по рекомендации Петербургской Академии наук, в которой он был к тому времени уже широко известен благодаря своим способностям и научным трудам, оказался на борту шлюпа "Надежда", совершавшего под командованием Крузенштерна первое русское кругосветное плавание. Там он познакомился со знаменитым Николаем Резановым (ставшим впоследствии героем поэмы Вознесенского "Юнона и Авось") и позже даже сопровождал Резанова в Японию, куда тот отправился с дипломатической миссией.

Посетив Русскую Америку, Георг Генрих фон Лангсдорф, ставший к тому времени просто Григорием Ивановичем, через всю Россию отправился из Охотска в Петербург, где и завершил свою кругосветку в 1807 г. В столице его приняли благосклонно, заинтересовались рассказами о путешествии. Вскоре по возвращении он был избран адъюнктом Академии наук и причислен к министерству иностранных дел, что сулило ему новые путешествия, точнее, уже командировки. Дальнейшей место его службы определило свободное владение португальским, и Лангсдорф отправился в Бразилию консулом. И вот в 1812 г. молодой дипломат впервые увидел Рио-де-Жанейро, город, который всегда вызывал у русских какие-то смутные томления и мечты о райской жизни. (Впоследствии, уже в ХХ в., эта иррациональная мечта была прекрасно отражена Ильфом и Петровым в "Двенадцати стульях".) И вот дом русского консула стал центром культурной жизни в Рио на целых тринадцать лет.

В 1821 г. Лангсдорф перестал быть адъюнктом и стал действительным членом Академии наук. Сразу после этого он задумал совершить экспедицию в труднодоступные и отдаленные места бразильских провинций и выйти к Амазонке.

Сведения о Бразилии были в ту пору столь скудны, что на картах ее внутренние районы были в прямом смысле слова белыми пятнами. Лангсдорф собрал группу единомышленников из тридцати человек, среди которых были ботаники, зоологи, охотники, лоцманы, а также астрономы и два молодых французских художника - Амадей Адриан Тонэй и Эркюль Флоранс, которые присоединились на втором этапе экспедиции - в 1825 г.

Экспедиция отправилась в путь. Первые пять лет путешествия она изучала ближние провинции - окрестности Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу, расположенные вдоль побережья Атлантического океана, а в 1826 г. направилась в Куябу, "столицу" отдаленной провинции Мату-Гросу. Путешественники передвигались всеми возможными способами - пешком, верхом на лошадях, в фургонах. Сильно осложняли путь плохие дороги. Несмотря на это, исследователи спустя месяц с момента начала экспедиции смогли добраться до Риу-Парду. Находясь в городке Иту, Лангсдорф пришел к заключению, что плавание по рекам провинции Мату-Гросу в Куябу гораздо целесообразнее сухопутного маршрута. Было решено двигаться из городка Порту-Фелис по рекам Тиете, Парана, Риу- Парду, Камапуан, Кошин, Такуари, Парагвай, Сан-Лоуренсу и Куяба, а затем плыть в Пара.

Но путешественников задержало приготовления к плаванию и ожидание сухого сезона. Восемь лодок с командой около тридцати человек отправились 22 июня 1826 г. вниз по реке Тиете. На каждой лодке по приказу Лангсдорфа был укреплен русский военно- морской флаг.

Плавание по Тиете, извилистой, порожистой, изобиловавшей мелями, было нелегким, лодки очень часто приходилось разгружать и только после этого проводить через опасные места. Вещи портили неисчислимые муравьи, путешественников донимали москиты и другие многочисленные насекомые, которые откладывали личинки в поры кожи. Больше всех от сильной сыпи и зуда страдали друг Лангсдорфа ботаник Л. Ридель и художники Флоранс и Тонэй. Хуже всех приходилось последнему - он почти не мог работать. Но великолепие окружающей природы было словно вознаграждением за все трудности походной жизни. Флоранс впоследствии писал: "Всегда чарующая, эта природа заставляет нас жалеть о том, что мы не в состоянии воспроизвести ее во всех деталях. Водопады вызывают чувство изумления, и это чувство не знакомо тем, кто никогда не плавал в утлом челноке, отданный на произвол пенистых волн, когда берега исчезают с быстротой молнии".

А в конце июля экспедиция преодолела и два крупных водопада - Аваньяндава и Итапуре. В обоих случаях пришлось так же полностью разгрузить лодки и перенести весь груз по суше. Водопад Итапуре произвел на Лангсдорфа неизгладимое впечатление, и он отвел описанию его в своем дневнике значительное место: "Водопад Итапуре - одно из прекраснейших мест природы, красота и великолепие которого может только удивлять, но не поддается описанию. От силы падающей воды дрожит под ногами земля. Шум и рев кажутся вечным громом. Радуги в любом направлении, куда ни обратится взор путешественника".

К 11 августа было пройдено около шестисот километров, и спуск по Тиете был завершен; экспедиция добралась до широкой и спокойной Параны. 13 августа путешественники двинулись вниз по реке Паране и спустя несколько дней вошли в один из ее притоков - Риу-Парду. Тут спокойное плавание кончилось - теперь предстояло плыть против течения. Этот этап исследовательской экспедиции на пути в Куябу оказался самым тяжелым, но и самым интересным и важным. С каждым днем увеличивались разнообразные коллекции. "Мы застали весну в самом начале, степи были в полном цвету, радовали и занимали нашего ботаника", - читаем мы в дневнике Лангсдорфа.

Экспедиция не голодала - в пищу использовали мясо подстреленных кабанов, тапиров и обезьян, предварительно препарировавшихся для коллекций. Шкуры этих зверей выделывали для той же коллекции. Хищных зверей, естественно, в пищу не использовали, их мясо для человека - яд. Кроме этого неустрашимые путешественники ловили рыбу, собирали яйца черепах, несколько раз варили понравившийся всем бульон из удава - это тоже отражено в ценнейших дневниках.

В начале сентября экспедиция все еще продолжала подниматься вверх по Риу-Парду. И без того нелегкий путь против течения реки крайне осложняла бесконечная вереница водопадов, не таких крупных, как Аваньяндава и Итапуре, но, тем не менее, доставлявших немало хлопот.

Путь был тяжел не только в физическом плане, но и в психологическом. И эта накопившаяся в пути усталость начала сказываться на состоянии членов экспедиции. Астроном экспедиции Нестор Гаврилович Рубцов, будучи по натуре человеком дисциплинированным и трудолюбивым, все чаще пребывал в мрачном настроении, замкнулся в себе и казался откровенно больным. Уйдя как-то один вечером с экспедиционной стоянки, он не вернулся к ужину. Все бросились на поиски и нашли астронома лишь на следующий день в пятнадцати километрах от лагеря. Оказалось, что он решил покинуть экспедицию, считая, что его все презирают и ненавидят. Лангсдорфу пришлось потратить немало сил, чтобы вернуть Рубцову спокойствие и работоспособность, тем более что его мнительность не имела под собой почвы - просто сказалось нервное напряжение.

Нужен был отдых, и его решили сделать в фазенде Камапуан. Там же решили и пополнить запасы продовольствия. От начала экспедиции до фазенды путешественники проделали путь в две тысячи километров и пройдя тридцать два водопада. Отдых занял почти полтора месяца.

Отдохнув, экспедиция 22 ноября продолжила плавание по реке Кошин. Стремительное течение этой бурной реки заставляло всех проявлять повышенное внимание, однако одна из лодок через пять дней все-таки затонула. К статью, обошлось без человеческих жертв.

Через пару недель лодки вошли в более спокойную реку Такуари, по которой планировалось спуститься до реки Парагвай. Теперь почти до самой Куябы экспедиции предстояло передвигаться по обширному болотистому району под названием Пантанал. Настоящим бичом этих мест были мириады москитов и нестерпимая жара, которая даже ночью не приносила облегчения. Жара плюс свирепствующие насекомые совершенно лишили людей сна. Лангсдорф об этих местах писал так: "Вода медленно текущего Парагвая была покрыта блеклыми, гниющими листьями, деревьями, корнями, рыбами, крокодилами, красной глиной и желтой пеной. Она выглядела отвратительно и была почти непригодна для питья". От жары можно было бы спасаться в реке, однако этому мешали стаи кровожадных пираний. Лангсдорф все-таки рискнул окунуться, но тотчас выскочил на берег и был счастлив, что отделался одной раной.

4 января 1827 г. экспедиция добралась до реки Куяба и опять стала бороться с течением - идти предстояло вверх по реке. А тут еще и период дождей подоспел, в итоге разлившиеся воды Пантанала превратились в огромное безбрежное озеро. Выдерживать нужное направление помогала только опытность проводника - местного жителя. Суша практически исчезла, и несколько недель отважные путешественники вынуждены были провести в лодках, на одной из которых соорудили глиняный очаг, чтобы готовить еду. Спали как придется, кто в лодках, кто в гамаках, привязанных к торчащим из воды деревьям. За день удавалось пройти не более пятнадцати километров. Лишь 30 января 1827 г. экспедиция достигла наконец города Куяба, оставив позади четыре тысячи километров. В общей сложности в Куябе экспедиция Лангсдорфа провела около года. Сначала путешественники несколько недель отдыхали, разбирали коллекции и приводили в порядок составленные в пути карты и документы. Вскоре представился случай отправить богатейшие собрания экспедиции сначала в Рио, а затем в Петербург.

Где-то с середины апреля участники экспедиции сделали своей базой городок Гимараэнс, расположенный в двадцати километрах от столицы, и совершили оттуда несколько векторных маршрутов, исследуя провинции Мату-Гросу, огромная и малонаселенная территория которой в то время была практически не изучена. В конце июня возвратившись в Куябу, они весь июль и август провели в разнообразных экскурсиях по провинции. В конце сентября в Рио в очередной раз были отправлены самые ценные рисунки и документы, естественнонаучные коллекции и множество этнографических экспонатов.

Там же, в Куябе, Лангсдорф принял в ноябре решение разделить экспедицию на две маленьких группы, что позволило бы охватить гораздо большие территории для исследования. Сам Лангсдорф, направлялись к истокам Парагвая, Куябы и Аринуса, планировал спуститься по Журуэне и Тапажосу к Амазонке. Его сопровождали астроном Рубцов и художник Флоранс. В другой группе главным был ботаник Ридель. Его Григорий Иванович направил через Порту-Велью по реке Мадейре к Манаусу - столице Амазонии. Исследование Риделя должен был фиксировать художник Тонэй. Они должны были двигаться на запад и по рекам Гуапоре, Маморе, Мадейра и Амазонка достичь устья Риу-Негру. Там обе группы должны были встретиться и вернуться в Рио.

Ридель и Тонэй отправились 21 ноября, а спустя две недели выступил и отряд Лангсдорфа. Для Тонэя это путешествие оказалось последним - в январе 1828 года он утонул в реке Гуапоре, когда пытался ее переплыть. Тело его было найдено на берегу реки лишь на второй день. После этой трагической гибели молодого художника, потрясшей всех участников экспедиции, Ридель решил продолжить путешествие по намеченному ранее плану один. Несмотря на болезнь и все трудности, поджидавшими его в пути, Ридель благополучно завершил свой маршрут, собрав великолепный гербарий, и в начале января 1829 года прибыл в Пара.

Планам же Лангсдорфа не суждено было осуществиться. В середине декабря его отряд прибыл в Диамантину - небольшой городок, центр добычи алмазов в северной части провинции Мату-Гросу. Здесь Лангсдорфа допустили к архивам и даже разрешили посетить золотые и алмазные рудники - вещь, до этого немыслимая! Так велико оказалось уважение к русскому консулу. Отсюда вывод: дураки и плохие дороги - главные сложности только России, в Бразилии дороги были плохие, но зато было мало дураков.

Об этом периоде путешествия Лангсдорф писал: "Туманы, болота, реки, мелкие озера, ключи и другие препятствия делают работу на рудниках по добыче золота и на алмазных россыпях очень тяжелой. Люди рано умирают, не достигнув возраста, которого достигают жители других провинций. Злокачественные лихорадки, гнилая горячка, воспаление легких, желтуха, дизентерия - короче, все болезни, которые нигде в других частях Бразилии я не видел. Я просил президента принять страждущих в город. Сам же, пользуясь своими медицинскими знаниями, бесплатно помогал больным, заслужив их благодарность, доверие и уважение президента двух округов".

В Диамантину путешественники пробыли почти два месяца, в течение которых изучали местность в южном и юго-западном направлениях.

В марте 1828 г. экспедиция выступила на север, к Риу-Прету. Лангсдорф прекрасно отдавал себе отчет в предстоящих трудностях. Наиболее всего он опасался сырого нездорового климата заболоченных низин. "Эти места боятся посещать даже в сухое время года, а в период дождей здесь каждый непременно заболевает гнилой горячкой, лихорадкой, тифом. Жертвами этих болезней стали многие сотни людей", - писал Лангсдорф. Однако из-за проволочек местной администрации участникам экспедиции пришлось прожить на берегу Риу-Прету более двух недель. Эта задержка стала для экспедиции роковой: опасения Лангсдорфа оправдались - около десяти участников его отряда заболели тропической лихорадкой, включая его самого. Тем не менее 31 марта лодки экспедиции пустились в плавание по Риу-Прету. Оно оказалось очень тяжелым - упавшие во время наводнения деревья то и дело преграждали реку, нередко путь для лодок приходилось среди этих плавающих стволов просто прорубать. "Большие деревья из-за сильного наводнения были частью снесены течением, частью упали и возвышались поперек реки, загораживая дорогу стволами и ветвями. Каждую минуту были необходимы топоры, молотки, ножи. Каждую минуту то один, то другой должен был соскакивать в воду, чтобы не быть прижатым силой потока к неожиданно появившемуся древесному суку", - писал Лангсдорф.

А количество заболевших увеличивалось с каждым днем. Сам Лангсдорф переносил болезнь тяжелее других, у него начались сильные приступы лихорадки, но, несмотря на это, ученый по-прежнему продолжал наблюдения и делал дневниковые записи. И хоть Лангсдорф лечил себя и своих спутников всеми доступными ему средствами, в апреле он мог передвигаться уже лишь с чужой помощью.

Об этом периоде путешествия оставил свои воспоминания Рубцов: "Начальник экспедиции, несмотря на болезнь свою, неусыпно пекся о здоровье каждого и по приходе к жилищу индейцев, видя, что старания его больным мало помогали, то таковое положение заставляло Григория Ивановича при всей жестокости болезни его много беспокоиться, а через то, как кажется, он делался слабее".

В конце апреля, когда экспедиция спускалась по реке Журуэне, из тридцати четырех членов отряда здоровы были лишь пятнадцать, из которых семеро уже переболели. Неприятности на этом не закончились - разбилась одна из лодок, другая была серьезно повреждена. Чтобы изготовить новую лодку, путешественникам пришлось сделать почти двухнедельную стоянку. Охотиться и рыбачить практически не удавалось, запасы провизии быстро кончались, и к болезням добавился еще и голод. Люди сутками лежали без сознания. Лангсдорфа и Рубцова зачастую переносили в гамаках, поскольку они уже не могли двигаться и часто впадали в беспамятство.

Последнюю запись в дневнике Лангсдорф сделал 20 мая, когда была построена новая лодка и экспедиция продолжила плавание: "Обрушившиеся дожди нарушили весь покой. Мы намереваемся теперь идти в Сантарен. Наша провизия убывает на глазах, мы должны стараться ускорить наше движение. Мы должны еще перейти водопады и другие опасные места на реке. Если захочет Бог, мы сегодня продолжим наш путь. Провизия уменьшается, но мы еще имеем порох и дробь".

Болезнь совершенно изнурила ученого, и, к сожалению, последствия оказались необратимыми: через несколько дней его спутники с ужасом заметили у своего начальника признаки помешательства и потери памяти.

Когда стало понятно, в каком состоянии начальник экспедиции, нечего было и думать об осуществлении ранее намеченных планов. Единственной целью путешественников стало желание как можно быстрее добраться до Рио. По пути в вожделенный город на одном из водопадов одна из лодок вновь разбилась и все находящиеся в ней люди погибли.

18 июня, к неописуемой радости путешественников, их подобрала шхуна, идущая в Сантарен. Но, несмотря на неожиданные удобства, это никак не сказалось на самочувствии Лангсдорфа. "Он совсем помешался в разуме и даже не знал, где находится и что кушает", - вспоминал позднее Рубцов, который, впрочем, и сам был очень плох.

Отряд с большими трудностями добрался в Пара (Белен) и дождался там Риделя. Как и планировалось, 16 сентября все вместе возвратились в Рио. Во время этого морского вояжа Лангсдорф вроде пошел на поправку, частично вернулась и память, но на полное выздоровление рассчитывать уже не приходилось. "Болезнь такова, - писал о состоянии Лангсдорфа Флоранс, - что не позволит когда бы то ни было в дальнейшем путешествовать с научной целью".

Всеми материалами и коллекциями экспедиции занимался теперь Рубцов, который в том же году доставил в Петербург 32 ящика архива, а еще год спустя 84 ящика привез в столицу России и Ридель.

Вернувшись из Бразилии, безнадежно больной Лангсдорф был вынужден подать прошение об отставке, и родственники увезли его в Германию. В полном беспамятстве он прожил там еще двадцать лет и умер в 1852 г. Вот такая яркая, но так нелепо закончившаяся жизнь...

Практически все участники экспедиции Лангсдорфа остались за границей. Уникальные научные материалы хоть и были посланы в Петербург, но, увы, не были опубликованы, и научная деятельность Лангсдорфа современниками не была оценена по достоинству. А после его смерти уже и само местонахождение архива оказалось неизвестным, со временем он стал считался утерянным. Постепенно ушли из жизни и люди, имевшие отношение к этому путешествию.

В итоге почти сто лет сам факт уникальнейшей русской экспедиции, возглавляемой академиком Григорием Ивановичем Лангсдорфом и направленной на изучение обширных территорий Бразилии, был предан забвению. Правда, коллекции, собранные Лангсдорфом, попали в Кунсткамеру, где в дальнейшем стали основой южноамериканских собраний российских музеев.

Итог "большой русской экспедиции в Бразилию" 1821-1828 гг. Лангсдорфа: обширные энтомологические, орнитологические сборы, образцы минералов, чучела млекопитающих, один из самых полных гербариев тропической флоры в мире, насчитывающий почти сто тысяч экземпляров, дендрологическая коллекция, коллекция плодов и семян, являющиеся предметом особой гордости русских ботаников, более трех тысяч живых растений, около сотни этнографических предметов. Многие материалы экспедиции по социально-экономической и этнической истории, языкам индейских племен, физической и экономической географии являются единственными в своем роде, ставшими истинными раритетами. Кроме этого, есть еще несколько сотен рисунков, десятки карт и планов, две тысячи листов рукописей. Этот неоценимый архив, затерявшийся еще в 30-х гг. XIX в., и был найден сто лет спустя - стараниями другого российского экспедиционера. Именно он помог узнать о том, сколь много было сделано подвижниками, собравшими архивный материал в ходе экспедиции, и события более чем вековой давности воскресли из небытия.

Имя этого спасителя архива Лангсдорфа - Г.Г. Манизер. Он был сотрудником другой российской экспедиции в Бразилию, состоявшейся в 1914-1915 гг. Манизер работал перед отъездом из Петербурга в Этнографическом музее Академии наук и обратил внимание на имевшиеся там многочисленные экспонаты, помеченные надписью "Langsdorff". Что означала эта надпись, никто сказать не мог.

В Рио-де-Жанейро Манизер посетил местный музей и был поражен сходством имевшихся там экспонатов с теми, что носили пометки "Langsdorff" в музее Российской Академии наук. В разговорах с жителями Рио Манизер и услышал впервые об экспедиции Лангсдорфа. Возвратившись в Петербург, исследователь предпринял энергичные поиски и обнаружил часть архива экспедиции. На основе найденных документов Манизером была написана книга о первых русских исследованиях в Бразилии, но начавшаяся Первая мировая война и смерть автора помешали ее выходу в свет. Эта замечательная книга была опубликована лишь в конце 40-х гг., вернув, наконец, заслуженное признание участникам всеми забытой экспедиции.

Часть коллекций, собранных Лангсдорфом и его спутниками, можно увидеть в Зоологическом музее Санкт-Петербурга. Это более половины всех южно-американских птиц, многим из которых до сих пор нет равноценной замены. Часть минералогической коллекции бразильской экспедиции хранится сейчас в Минералогическом музее им. А.Е. Ферсмана.

Читая дневники Лангсдорфа, не устаешь поражаться целеустремленности, подвижничеству, выдержке его людей. Тысячи километров по джунглям, болотам, рекам - кто из современных путешественников выдержит такое. Да и зачем? Можно сесть на самолет - и нет проблем. Именно благодаря таким людям, как Лангсдорф, люди стали лучше знать свою планету. Обидно вот что: после "открытия" Манизером забытой экспедиции прошло опять около ста лет, и имя Лангсдорфа опять мало кому известно. А ведь оно достойно стоять в ряду таких имен, как Миклухо-Маклай, Пржевальский и др.

В 1974 г. Академия наук СССР отметила 200 лет со дня рождения выдающегося русского ученого и путешественника академика Григория Ивановича Лангсдорфа (1774-1852). Человек больших и разносторонних знаний, Г. И. Лангсдорф внес существенный вклад в ботанику, зоологию, географию и многие другие отрасли науки. Большое значение сохраняют по сей день и его этнографические исследования. Изучение вклада академика Г. И. Лангсдорфа в этнографию может стать темой большого коллективного труда. В данной статье предпринята попытка систематизировать печатные и архивные материалы Г. И. Лангсдорфа, касающиеся этнографии.

Уроженец юго-западной Германии, Г. И. Лангсдорф в октябре 1793 г. поступил в Геттингенский университет, являвшийся тогда одним из главных центров немецкой научной мысли эпохи Просвещения. Как этнограф он сформировался под влиянием своего учителя и наставника профессора И.-Ф. Блуменбаха. И. Блуменбах был крупным анатомом, физиологом, антропологом и в то же время замечательным знатоком истории путешествий разных эпох. Лекции И. Блуменбаха, яркие, впечатляющие, пробуждали мысль и жажду открытий, учили рассматривать природу и человека в их единстве и взаимодействии. Учениками И. Блуменбаха были А. Гумбольдт; исследователи Африки Ф. Хорнеманн, У. Зетцен, Г. Рентген, М.-Г. Лихтенштейн, И. Буркхардт; Максимилиан принц Вид-Нейвид, много путешествовавший по Северной и Южной Америке; Ф. Линк, изучавший Пиренейский полуостров, А. Грисбах, А. фон Гакстгаузен, известный своими трудами о России, и многие другие. Особое место среди них занял Г. И. Лангсдорф1.

После получения степени доктора медицины Г. И. Лангсдорф с 1797 по 1802 г. занимался естественнонаучными исследованиями в Португалии, побывал в Испании. В тот период он вступил в переписку с Петербургской Академией наук и в январе 1803 г. был избран ее членом-корреспондентом. Известно, что, вернувшись в Геттинген, Г. И. Лангсдорф начал обрабатывать свои заметки о пребывании на Пиренейском полуострове, но эти материалы пока не обнаружены.

В августе 1803 г. Г. И. Лангсдорф присоединился в Копенгагене к экспедиции И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского. С этого времени он был неразрывно связан с Россией и русской наукой. Кругосветное путешествие чрезвычайно расширило интересы Г. И. Лангсдорфа. В эти годы он научился скрупулезно собирать, систематизировать и осмысливать научный материал самого разнообразного характера. Тогда же начались и интенсивные этнографические исследования ученого.

В период кругосветного путешествия Г. И. Лангсдорф побывал на о. Тенериф, о. Санта-Катарина близ побережья Бразилии, на о. Нукухива, у о. Гавайи. С октября 1804 по апрель 1805 г. он находился с посольством Н. П. Резанова в Японии. В мае 1805 г. Г. И. Лангсдорф был на о. Сахалине. С июля по сентябрь 1804 г., в июне 1805 г. и с сентября 1806 по май 1807 г. ученый путешествовал по Камчатке. В июле 1805 - сентябре 1806 гг. Г. И. Лангсдорф посетил Алеутские острова, о. Кадьяк, о. Баранова, Калифорнию (Сан-Франциско), побережье Аляски. В июне1807-марте 1808 гг. он совершил путешествие по суше из Охотска в Петербург.

Материалы, собранные в 1803-1808 гг., нашли отражение в целой серии работ Г. И. Лангсдорфа. Многие из них содержат и ценные этнографические наблюдения. Находясь в октябре 1803 г. на о. Тенериф, ученый сделал заметки о захоронениях коренных жителей острова гуанчей2. В августе 1804 г. и июне 1805 г. Г. И. Лангсдорф писал из Петропавловска И. Блуменбаху и своему геттингенскому коллеге доктору Нохдену о нравах и обычаях жителей о. Нукухива и айнов3. С Камчатки он послал в Петербург небольшой словарь языка нукухивцев4. В октябре 1807 г. из Иркутска Г. И. Лангсдорф отправил министру коммерции и иностранных дел Н. П. Румянцеву свою рукопись «Darstellungder politischen Lage von Kamtschatka und Vorschlag zur Vebesserung des zerrutteten Zustand dieser Halbinsel» (Изъяснение политического положения Камчатки и предложение для улучшения расстроенного состояния этого полуострова), содержащую обширные и разнообразные данные о положении камчадалов5. В 1809 г. во Франкфурте-на-Майне путешественник опубликовал статью о камчатских мухоморах, в которой не только описал эти грибы, но и сообщил подробнейшие сведения об использовании их наркотических свойств ительменами и коряками6. В 1810 г. Г. И. Лангсдорф напечатал подробное описание татуировок жителей Нукухивы и иллюстрировал его собственными рисунками7. В следующем году упомянутая работа была переиздана в Веймаре на немецком языке8.

Капитальное описание путешествия Г. И. Лангсдорфа увидело свет во Франкфурте-на-Майне в 1812 г.9 Два великолепно изданных тома размером в четвертую долю листа и объемом почти в 650 страниц были дополнены двумя альбомами, включающими 43 гравюры. «Каждый наблюдатель, - писал ученый, определяя характер предлагаемой читателю книги, - имеет собственную точку зрения, с которой он видит новые предметы и судит о них, у него своя особая сфера, в которую он стремится включить все, что стоит в более тесной связи с его знаниями и интересами... Я старался выбрать то, что мне казалось представляющим общий интерес - нравы и обычаи разных народов, их образ жизни, продукты стран и общую историю нашего путешествия» 10.

В основу труда Г. И. Лангсдорфа были положены его путевые дневники. Однако перед нами не публикация дневников и не мемуары, а научное сочинение. Г. И. Лангсдорф проделал громадную работу, сопоставляя материалы собственных наблюдений с данными своих предшественников. Он тщательно изучил труды У. Блига, И. Браама, Д. Ванкувера, Д. Вильсона, Д. Кука, Ж. Лабилардьера, Ж.-Ф. Лаперуза, Г. Форстера и многих других европейских ученых и путешественников.

Обрабатывая свои материалы, касающиеся Русской Америки, Камчатки, Сибири, Г. И. Лангсдорф сравнивал их с сочинениями И. Биллингса, С. П. Крашенинникова, И. Ф. Крузенштерна, Г.-Ф. Миллера, П.-С. Палласа, Г. А. Сарычева, Г.-В. Стеллера, И. Э. Фишера, А. К. Шторха. С японскими географическими трудами и картами, а также некоторыми сведениями о языке айнов его познакомил Г.-Ю. Клапрот.

Труд Г. И. Лангсдорфа внес крупный вклад в изучение этнографии почти всех районов мира, в которых побывал путешественник11.

Современный американский географ К. Вебб, анализируя книгу Г. И. Лангсдорфа, справедливо отметил, что он был одним из тех исследователей Бразилии, которые «открывали обширное тропическое царство с экзотическими ландшафтами, людьми, обычаями, флорой и фауной»12. Г. И. Лангсдорф описал одежду населения о. Санта-Катарина, характерные пищу и напитки его жителей, способы охоты, обычаи гостеприимства, танцы, пение, музыкальные инструменты и т. д. Познакомившись с состоянием местного земледелия, скотоводства, рыболовства, китобойного промысла, ремесленного производства, торговли, ученый пришел к выводу, что их развитие в значительной мере сдерживалось из-за зависимого положения Бразилии. Этим, по его мнению, объяснялась и малочисленность населения, а также отсутствие просвещения и медицинской помощи.

Изучение Г. И. Лангсдорфом жителей островов Нукухива и Гавайи открыло новую страницу в этнографии Океании. «Этот труд, - писал Ф. Ратцель, - всегда называют в первом ряду среди огромной и весьма значительной литературы о путешествиях в Полинезию»13. Такая оценка объясняется не только разнообразием материалов, собранных путешественником, но и методами их изучения, представлявшими в то время значительный шаг вперед. Во время десятидневной стоянки «Надежды» в мае 1804 г. у о. Нукухива Г. И. Лангсдорф уделил основное внимание этнографическим, антропологическим и лингвистическим исследованиям. Несмотря на то, что в последней четверти XVIII в. в этой части Океании побывали Д. Кук, Э. Маршан, Д. Вильсон и другие европейские путешественники, нравы, обычаи, хозяйственный уклад островитян были почти неизвестны или, как убедился Г. И. Лангсдорф, часто описывались неверно.

Рис. 1. Портрет Г. И. Лангсдорфа, гравюра Ф. Лехмана, 1809 г.

Рис. 1-3 взяты из альбома Г. И. Лангсдорфа, приложенного к описанию его путешествия (см. сноску 9)

Большую часть собранных сведений сообщили ученому два европейца, осевшие на Нукухиве, - француз Жан Батист Кабри и англичанин Эдуард Робертс. Результаты расспросов этих людей, перенявших многие обычаи островитян, Г. И. Лангсдорф непременно сопоставлял и считал достоверным лишь то, что подтверждалось обоими. Много важных наблюдений сделал путешественник и сам, когда съезжал на берег.

Сведения, собранные Г. И. Лангсдорфом о жителях Нукухивы, не только обширны, но и очень разносторонни. Путешественник оставил заметки, касающиеся общественного устройства, одежды, пищи, жилищ, лодок, утвари, украшений, обычаев, обрядов, религиозных представлений, элементов искусства нукухивцев. С особой тщательностью Г. И. Лангсдорф изучил татуировки островитян. Он произвел также антропометрические измерения.

Рассматривая обычай каннибализма на Нукухиве, Г. И. Лангсдорф провел специальное сравнительно-этнографическое исследование. Он сопоставил услышанное на острове с данными о каннибалах у Геродота, Страбона, Плиния и других авторов с известными ему сведениями о каннибализме в Африке, Бразилии, Мексике. Сделав удивительно детальное и точное описание татуировки островитян (рис. 2), ученый высказал свои соображения о том, как она влияет на потоотделение. Он записал около 400 слов и выражений нукухивцев, причем услышав их из уст Ж. Кабри, снабдил его переводы своими критическими замечаниями14. Из материалов Г. И. Лангсдорфа о жителях Нукухивы Л. Я. Штернберг находил особенно ценным описание местных видов табу, а также записи музыки островитян, предоставленные путешественнику его спутником по плаванию на «Надежде», натуралистом. В.-Г. Тилезиусом фон Тиленау15.

Изучение народов Океании Г. И. Лангсдорф продолжал и во время кратковременной стоянки близ о. Гавайи в начале июня 1804 г. Правда, на берег он не съезжал, но описал физический облик гавайцев, подплывавших к кораблю, их татуировку, лодки, замеченные у них болезни и т. д. Заметки о гавайцах Г. И. Лангсдорф сделал и во время зимовки в Ново-Архангельске, по рассказам встреченных там моряков. Важно, что в своей книге ученый оговорил это, разграничив результаты собственных наблюдений и сведения, собранные другими лицами.

Рис. 2. Основные мотивы татуировки у жителей о-ва Нукухива.

Рисунок Г. И. Лангсдорфа

Описание кругосветного путешествия Г. И. Лангсдорфа является важным источником по этнографии Японии. Несмотря на строгую изоляцию русского посольства от внешнего мира, Г. И. Лангсдорф, знакомый с Японией по сочинениям Э. Кемпфера, К.-П. Тунберга и других путешественников XVIII в., не оставлял попыток получить собственное представление об этой стране и ее людях. Во время посещений корабля «Надежда», а затем резиденции посольства представителями японской администрации и выездов для ведения переговоров Г. И. Лангсдорф внимательно наблюдал, а затем описывал внешний облик японцев различного общественного положения, обычаи и нравы, сложный дипломатический церемониал, японские корабли, лодки и многое другое.

Исключительную ценность представляют сделанные путешественником описания внешнего облика и особенностей быта айнов, которых он наблюдал на о. Сахалин, близ бухты Анива и на северо-восточной оконечности о. Хоккайдо. Сведения об айнах, содержащиеся в трудах Крашенинникова, Ж. Лаперуза и других предшественников Г. И. Лангсдорфа, были весьма отрывочны и неточны. Как и И. Ф. Крузенштерн, Г. И. Лангсдорф стоит у истоков изучения проблемы происхождения айнов, занимающей этнографов многие десятилетия16. С помощью Г.-Ю. Клапрота ученый составил небольшой сравнительный словарь (около 90 слов) диалектов айнов, живших на Камчатке, Курильских островах, о. Хоккайдо, в южной и северо-восточной частях Сахалина 17.Это был первый словарь такого рода.

Рис. 3. Предметы материальной культуры жителей Новой Калифорнии и Норфольк-Зунда.

Рисунок Г. И. Лангсдорфа

Труд Г. И. Лангсдорфа может быть причислен к важнейшим источникам по этнографии северо-западной части Северной Америки. Ученый описал промысел морских котиков на о. Св. Павла, жилище, пищу, одежду, украшения, татуировку алеутов Уналашки, собрал сведения об их байдарках, оружии, охоте на китов, а также занятиях женщин, брачных отношениях, развлечениях, религии. Не менее подробно и основательно Г. И. Лангсдорф отразил в своем описании культуру коренных жителей Кадьяка - эскимосов-конягов, условия жизни местных алеутов и русского населения острова. У побережья Аляски, около залива Кукак путешественник наблюдал быт эскимосов-конягов 18.

Наряду с Ю. Ф. Лисянским Г. И. Лангсдорф был пионером в изучении тлинкитов (колошей, как называли их русские). В октябре 1805 г. ученый, предпринял поездку в северо-восточную часть о. Баранова, где находились поселения этих индейцев. Ученый описал жилища тлинкитов, их семьи-общины, пищу, одежду, охоту, рыбную ловлю, оружие, плетеные изделия, украшения, обычаи, образ жизни. Г. И. Лангсдорф наблюдал тлинкитов и во время посещения ими Ново-Архангельска. Эти материалы ученого представляют большой интерес. Хотя сведения о тлинкитах содержатся в описаниях ряда путешественников, наблюдавших их вскоре после Г. И. Лангсдорфа, специальное научное исследование этих индейцев было предпринято только в 20-30-е годы XIX в. русским этнографом и миссионером И. Е. Вениаминовым.

Г. И. Лангсдорф был первым русским исследователем населения Калифорнии 19 и, в частности, калифорнийских индейцев, входящих в семью пенути. Находясь в Сан-Франциско, он побывал в близлежащих миссиях монахов-францисканцев и подробно описал положение, быт и культуру живших там индейцев.

В части, касающейся Камчатки, труд Г. И. Лангсдорфа можно поставить в один ряд с сочинениями С. П. Крашенинникова, Г.-В. Стеллера и других известных исследователей полуострова. Ученый часто бывал в ительменских и русских поселениях. Он совершил большую поездку из Петропавловска в Нижнекамчатск по долине р. Камчатки и возвратился назад по западному побережью полуострова. Г. И. Лангсдорф побывал в одном из стойбищ оленных коряков близ селения Тигиль. Он отметил половое разделение труда у коряков, определил роль оленеводства в их жизни, дал описание отдельных элементов их материальной культуры: переносного жилища (яранги), меховой одежды, пищи и т. д.20 Тогда же ученый описал наркотическое действие местного мухомора и его широкое использование коряками и ительменами. Г. И. Лангсдорф выяснил число жителей в 50 населенных пунктах Камчатки. Он был первым из ученых, проведших подобную работу после С. П. Крашенинникова. Классическим признается и очерк путешественника о собаководстве у камчадалов21. Во время путешествия из Охотска в Иркутск Г. И. Лангсдорф кратко описал встретившиеся населенные пункты, а также быт эвенков и бурят, которых ему удалось наблюдать.

Гравюры, приложенные к книге Г. И. Лангсдорфа, снабжены подробными пояснительными текстами. Они не только иллюстрируют соответствующие места описания, но и имеют вполне самостоятельное научное значение, являясь превосходным историко-этнографическим источником. Из 43 гравюр одна касается путешествия вдоль берегов Северной Европы, одна посвящена о. Тенериф, одна - о. Санта-Катарина*десять - Нукухиве, одна - о. Гавайи, тринадцать - Японии, одна -Сахалину, десять - Русской Америке, три - испанской Калифорнии, две - Камчатке, одна - Сибири.

Рис. 4. Река Кубатан близ Сантуса.

На носу лодки изображен Г. И. Лангсдорф, рядом с ним, вероятно, астроном экспедиции Н. Г. Рубцов. 1825 г., черная акварель. Рисунок А. Тонэя.

ЛОААН, ф. 63, оп. 2, № 2

Точное число гравюр, выполненных по рисункам Г. И. Лангсдорфа, обнаружившего незаурядные способности художника, пока установить не удалось. Однако 15 из них, несомненно, были созданы на основе рисунков ученого, а остальные - с рисунков В.-Г. Тилезиуса фон Тиленау, члена посольства Н. П. Резанова майора Е. Фридерици, петербургского художника А. П. Орловского, который сделал их по эскизам Лангсдорфа и Тилезиуса. Рисунки и чертежи каноэ нукухивцев и гавайцев, лодки сахалинских айнов, байдарок с Уналашки, Кадьяка, Аляски были выполнены «судовым мастером» И. П. Корюкиным, путешествовавшим на корабле «Нева». Основная часть оригиналов, с которых были сделаны гравюры, хранится ныне в Бэнкрофтской библиотеке в США 22. Среди 38 находящихся там рисунков есть и несколько неопубликованных работ Лангсдорфа.

В апреле 1812 г. Г. И. Лангсдорф, являвшийся с 1808 г. адъюнктом Петербургской Академии наук, был избран экстраординарным академиком. Спустя несколько месяцев он был назначен российским генеральным консулом в Рио-де-Жанейро, куда прибыл в апреле 1813 г. Следующие 17 лет своей жизни он провел в Бразилии, став одним из наиболее крупных исследователей этой страны в начале XIX в. Наряду с изучением природы Бразилии путешественник уделял большое внимание сбору материалов о ее населении. В одном из своих бразильских дневников Г. И. Лангсдорф писал, что его особый интерес привлекали «географические и политические условия...нравы, обычаи, языки»23. Уже спустя месяц после прибытия в бразильскую столицу он прислал конференции Академии наук письмо, в котором сообщал различные сведения об индейцах племени ботокудов и высказывал свои соображения об их внешнем сходстве с алеутами24. В марте 1814 г. Г. И. Лангсдорф отправил в Петербург небольшой словарь языка ботокудов25. Ученый предлагал сравнить посылаемый материал с языком коренных жителей о. Баранова. Г. И. Лангсдорф, видимо, задумался над проблемой заселения южноамериканского континента и, на наш взгляд, избрал правильный путь для ее решения.

В 1821 г. Г. И. Лангсдорф встал во главе большой русской научной экспедиции в Бразилию. Ученый был хорошо осведомлен о результатах исследования этой страны к началу 20-х годов XIX в. Он знал о путешествиях Д. Мейва, В. Эшвеге, Максимилиана принца Вида-Нейвида, О. Сент-Илера, И. Шпикса, К. Мартиуса, И. Поля, И. Наттерера и других европейских ученых. Со многими из них Г. И. Лангсдорф был знаком лично. Разрабатывая планы будущей экспедиции, он старался не повторять маршруты своих предшественников. В 1824-1826 гг. экспедиция обследовала малоизученные районы провинции Минас-Жераис, а также южную, западную и северо-западную части провинции Сан-Паулу. В 1827 г. Г. И. Лангсдорф и его спутники путешествовали по Мату-Гросу, а затем двумя отрядами пришли на Амазонку: первый по рекам Риу-Прету, Аринус, Журуэна и Тапажос, второй - по Гуапоре, Маморе и Мадейре. Впервые осуществленное комплексное изучение Бразильского нагорья и пересечение его с исследовательскими целями по речным системам верхней Параны, верхнего Парагвая и Тапажоса было научным подвигом Г. И. Лангсдорфа и участников его экспедиции, преодолевших за восемь лет путешествий более 15 тыс. км26. Тропическая лихорадка, которой Г. И. Лангсдорф заболел весной 1828 г., спускаясь по р. Журуэна, привела к расстройству памяти, и он не смог вернуться к научной работе. Умер Г. И. Лангсдорф во Фрейбурге в 1852 г.

Архив экспедиции Г. И. Лангсдорфа, затерянный в 30-х годах XIX в. и обнаруженный только в 1930 г., содержит свыше 4 тыс. страниц рукописей, около 600 рисунков, десятки карт и планов27. Кроме обширной информации, касающейся разных отраслей науки, этот архив включает многочисленные и уникальные этнографические материалы. Мы остановимся лишь на тех из них, которые непосредственно связаны с деятельностью Г. И. Лангсдорфа 28.

Разнообразные этнографические наблюдения содержат неопубликованные дневники Г. И. Лангсдорфа 1824-1828 гг., насчитывающие в целом около 1400 страниц29. Этнографические материалы дневников можно разделить на три группы. Одни были собраны во время посещения ученым поместий (фазенд), другие - в городах, селениях, на приисках, наконец, много важных наблюдений путешественник сделал, когда экспедиция встречалась с индейцами.

Заметки Г. И. Лангсдорфа о жителях фазенд заслуживают пристального внимания 30. Несомненную ценность представляют сведения о положении и эксплуатации рабов в фазендах. Ученый, посетивший более 150 бразильских поместий, подробно описал условия труда и быта невольников, а также собрал данные об их численности в некоторых фазендах. В дневниках мы находим сведения об одежде, пище, жилищах негров, регламенте их трудового дня, дневных нормах, действовавших при выполнении земляных работ, в прядильном, ткацком, сахарном производствах.

В отличие от многих путешественников, оставивших общие замечания о быте фазендейру, Г. И. Лангсдорф описал вполне определенных лиц, обстановку конкретных господских домов. В дневниках можно найти сведения о меблировке дома хозяина поместья, его одежде, пище, распорядке дня, досуге. Важно, что ученый (иногда с помощью более или менее пространных описаний, а порой несколькими штрихами) дал представление об интересах, умственном развитии, образовании, психическом складе многих встретившихся ему фазендейру31.

За время путешествия Г. И. Лангсдорф посетил около 300 городов и селений Бразилии. «Я люблю узнавать историю возникновения населенного пункта», - признавался ученый32. «Очень трудно изучать нравы и обычаи здешних обитателей», - сетовал он на другой странице дневника33. Из записи, сделанной в начале февраля 1825 г., мы узнаем, что Г. И. Лангсдорф, возвращаясь из провинции Минас-Жераис в Рио-де-Жанейро, вез местные костюмы и другие достопримечательности: «одежды из атласа, вышитые золотом и цветным шелком, хлопчатобумажные ткани, кружева» 34.

Если западноевропейские путешественники начала XIX в. обращали внимание в основном на столицы провинций или относительно крупные города, то Г. И. Лангсдорф оставил, кроме того, заметки о многих мелких селениях и местечках, таких, как Мерсес, Помбу, д’Уба, Президиу, Санта-Рита, Морру-де-Агуа-Кенте, Гимараэнс и др. Он обычно рассказывал историю населенного пункта, описывал его планировку, постройки, улицы, указывал число домов и очагов. Ученого занимали вопросы техники городского строительства, снабжения водой и топливом. Г. И. Лангсдорф приводил данные о численности населения, его расовом, социальном и профессиональном составе. Как врач, он интересовался медицинской помощью, а также общественным призрением, детским образованием, церквами и монастырями. Мы находим сведения и о вооруженных силах, административном управлении, судебных органах, почтах.

Рис. 5. Открытие новой золотой россыпи на Риу-дас-Помбас, 1824 г., чернила и тушь(перо), карандаш. Рисунок М. Ругендаса.

ЛОААН, ф. 63, оп. 2, № 25

Значительное место Г. И. Лангсдорф уделил описанию быта и нравов населения городов. Он сделал заметки об интерьерах домов горожан различного состояния, их посуде, одежде, пище, домашних торжествах, приемах гостей, досуге (пении, музицировании и т.д.), отправлении религиозного культа. Интересны записи о положении бразильских женщин, кровной мести, бандитизме, воровстве, проституции, а также дезертирстве и уклонении от призыва в армию, широко распространенных в период крайне непопулярной в народе войны с Объединенными провинциями Ла-Платы в 1825-1828 гг. Привлекают внимание страницы, посвященные описанию жизни улиц, светских и церковных праздников. В 1825 г. Г. И. Лангсдорф был свидетелем торжеств в Сан-Паулу в связи с третьей годовщиной коронации императора Педру I, оставил заметки о закладке памятника на р. Ипиранге в честь провозглашения независимости, в 1828 г. наблюдал различные празднества в Диамантину и т. д. Для исследования вопросов размещения населения по территории тогдашней Бразилии могут быть полезны данные о расстояниях между отдельными населенными пунктами.

Этнографические записи, сделанные Г. И. Лангсдорфом во время посещения золотых и алмазных приисков Бразилии, получили некоторое отражение в литературе35, но основная их часть еще не введена в научный оборот. Ученый побывал на десятках приисков и среди них на таких крупных, как Дескоберта Нова и Алмазный округ в провинции Минас-Жераис и Диамантину в провинции Мату-Гросу. Он детально описал труд рабов и вольнонаемных старателей. Интересны заметки о жителях Алмазного округа: чиновниках, купцах, контрабандистах-гаримпейру и др. Г. И. Лангсдорф собрал сведения о строительстве домов и хижин, снабжении округа продовольствием, местном огородничестве и садоводстве, пище, одежде, музыке, танцах. Путешественник внимательно наблюдал и быт жителей Диамантину. Он тщательно описал конструктивные особенности и внутреннее убранство их жилищ, основные занятия, развлечения, семейные отношения, уровень образования, представления о медицине, всевозможные обычаи и обряды, взгляды на религию. Г. И. Лангсдорф указал общую численность населения Диамантину, привел данные о расовом и социальном составе, миграциях, смертности. Весьма интересны заметки и о том, как специфический быт диамантинцев отражался в их языке.

Большое научное значение имеют записи Г. И. Лангсдорфа, касающиеся индейского населения. Некоторые из них нашли отражение в публикациях Н. Г. Шпринцин36, однако большинство этих записей неизвестны этнографам. Оригинальный маршрут экспедиции позволил Г. И. Лангсдорфу сделать ряд ценных наблюдений и собрать немало сведений об индейской политике тогдашнего правительства Бразилии, освободительной борьбе индейцев, их роли в хозяйственной жизни страны.

Значительную часть интересующих нас материалов Г. И. Лангсдорф почерпнул из рассказов дорожных знакомых. В провинции Минас-Жераис это были местные фазендейру, представители администрации, священники и другие лица. Из бесед с ними ученый получил представление о масштабах и методах экспроприации индейских земель, целеустремленной правительственной политике выселения и истребления аборигенов. Данные, приведенные собеседниками Г. И. Лангсдорфа, по-видимому, заслуживают внимания. Изгнание из Минас-Жераиса основной массы индейцев закончилось лишь к 1810-1812 гг., и связанные с этим воспоминания еще не успели потускнеть. Однако нельзя не учитывать, что-они исходили от людей, относившихся к коренному населению, как правило, весьма недружественно, и могли в какой-то степени исказить действительность. Г. И. Лангсдорф узнал о том, когда были отвоеваны у индейцев берега р. Параиба, местности близ селений Помбу, Президиу, Санта-Рита, Барра-ду-Баралью, прииска Дескоберта Нова. Он выяснил, где расселялись остатки племен пури, коропо, короадо, ботокудов, привел данные о численности бразильских аборигенов в некоторых церковных приходах37.

Ученый собрал интересные сведения об индейских промыслах в Минас-Жераисе. Немаловажное значение среди них имел сбор корня ипекакуанья, применявшегося в лечебных целях. Г. И. Лангсдорф рассказало методе, сроках и продолжительности сбора этого корня, количестве ипекакуанья, которое индеец мог собрать в день и в год, рыночных ценах на корень, быте сборщиков из племен коропо и короадо, взаимоотношениях последних с властями и местным бразильским населением38. Другой индейский промысел, привлекший внимание Г. И. Лангсдорфа, состоял в разведении и сборе съедобных муравьев. Он получил распространение как в Минас-Жераисе, так и в других частях страны. Жирное тельце самки муравья не только охотно употреблялось в пищу, но и являлось лакомством, заменяя сало и весьма дефицитное в тогдашней Бразилии сливочное масло39. Путешественник упомянул также о последствиях широкого распространения этого промысла: муравьи уничтожали посадки сельскохозяйственных культур, что чрезвычайно обостряло отношения между индейцами и фазендейру. Для решения возникшей проблемы Г. И. Лангсдорф предложил охранять муравьедов и даже специально разводить этих животных.

Находясь в городах и селениях провинции Сан-Паулу, Г. И. Лангсдорф сделал заметки о численности индейцев, изгнанных из некоторых ее местностей, торговых связях между аборигенами и бразильцами, процессе смешения коренного населения с выходцами из Европы40. Ряд записей такого рода относится ко времени пребывания ученого в селении-фазенде Камапуан, лежавшей на тогдашней границе провинций Сан-Паулу и Мату-Гросу. Здесь он узнал о контактах между бразильцами и индейцами гуато, населявшими берега р. Парагвай. Гуато выращивали хлопок, изготовляли хлопчатобумажные ткани, вели меновую торговлю с жителями Камапуана, использовались ими в качестве проводников

Во время путешествия из Камапуана в столицу Мату-Гросу г. Куяба основной темой бесед Г. И. Лангсдорфа со встречавшимися ему бразильцами было восстание индейцев племени гуайкуру. Оно вспыхнуло близ местечка Миранда осенью 1826 г.42 В начале января 1827 г. при подходе к Куябе Г. И. Лангсдорф и его спутники встретили карательную экспедицию, посланную властями Мату-Гросу против гуайкуру. Данное ученым описание этой экспедиции представляет существенный интерес43. В дальнейшем в Мату-Гросу Г. И. Лангсдорф неоднократно слышал о вооруженной борьбе индейцев с колонизаторами 44.

Помимо сведений, полученных от различных лиц, Г. И. Лангсдорф заносил в свой дневник и личные впечатления от встреч с индейцами. Нужно отметить, однако, что разыскать представителей коренного населения было делом далеко не простым. Индейцев короадо путешественник видел 17-19 июля 1824 г. в одной из фазенд близ селения Президиу в провинции Минас-Жераис45. Они пришли в фазенду в поисках работы. Спустя день Г. И. Лангсдорф встретил индейца племени пури и получил от него сведения о местах расселения этого племени46.

Несмотря на неоднократные попытки Г. И. Лангсдорфа отыскать бразильских аборигенов, его следующая встреча с ними состоялась лишь 18 декабря 1826 г. в селении Албукерки (Корумба) в провинции Мату-Гросу. Вокруг пылали подожженные гуайкуру степи, и все окрестные племена, имевшие контакты с бразильцами, стремились укрыться в селениях последних. В Албукерки пришла группа индейцев гуана. Гуана хотели плыть в Куябу, и их касик попросил разрешения Г. И. Лангсдорфа присоединиться к экспедиции ввиду опасности со стороны гуайкуру47. По пути из Албукерки в столицу Мату-Гросу к экспедиции примкнула и группа индейцев гуато. С 26 декабря 1826 г. по 1 января 1827 г. Г. И. Лангсдорф побывал в нескольких их селениях. «Некоторые гуато довольно хорошо говорили по-португальски и служили нам переводчиками», - писал он48. В начале января экспедиция встретила более 200 гуана, которые плыли из Куябы. В те дни Г. И. Лангсдорф сделал немало записей, касающихся методов управления «замиренными» индейцами, их хозяйственных связей с бразильцами и влияния этих отношений на быт и психологию аборигенов49. Подобные вопросы нашли отражение и в заметках, относящихся к 11-21 апреля 1828 г., времени пребывания ученого в селениях индейцев апиака на р. Аринус50. В промежутках между изнурительными приступами лихорадки Г. И. Лангсдорф раздавал индейцам подарки, оказывал медицинскую помощь и этим завоевал их полное доверие. Ученый лишь жаловался, что при нем часто не было переводчика.

За годы путешествий по Бразилии Г. И. Лангсдорф сделал записи языков индейцев коропо, короадо, пури, машакали, гуана, каяпо, составил словарь лингва жерал, т. е. «общего языка», в основу которого легли языки тупи, дополненные португальскими заимствованиями51. Эти материалы ученого описаны52, но еще не стали предметом специального лингвистического исследования. Большой интерес представляет французско-ботокудский словарь, составленный видным знатоком индейской культуры и языков Г. Т. Марлиером, подаренный автором Г. И. Лангсдорфу и сохранившийся в архиве экспедиции53.

Обширные и разнообразные сведения о населении Бразилии содержатся в коллекции документов по этнографии и истории этой страны, которую собрал Г. И. Лангсдорф. Эти документы касаются провинций Минас-Жераис, Сан-Паулу, Мату-Гросу. Они были почерпнуты ученым в архивах, столичных и провинциальных учреждениях Бразилии, домах представителей бразильской администрации и других лиц. Документы дошли до нас в виде подлинников, копий и конспектов.

Сведения о населении Минас-Жераиса содержатся в сделанном Г. И. Лангсдорфом конспекте неопубликованного варианта статьи известного бразильского путешественника и естествоиспытателя Ж. Виейры Коуту, написанного в конце XVIII - начале XIX в.54 Этнографические материалы можно найти и в неподписанной (местами скопированной, а местами проконспектированной) рукописи о капитании Минас-Жераис, относящейся к 1806-1807 гг. и принадлежащей, по-видимому, перу ее тогдашнего губернатора Педру Марии Шавиера де Атаиде и Меллу55. Г. И. Лангсдорф скопировал и отзыв Г. Т. Марлиера о вышедшей в 1823 г. в Париже книге французского путешественника О. Сент-Илера, побывавшего в Бразилии в 1816-1822 гг.56. В своей рукописи Г. Т. Марлиер, бывший комендантом военных постов и индейских поселений на Риу-Доси в провинции Минас-Жераис, описал быт и нравы ботокудов, коропо, короадо, пури, рассказал о жизни аборигенов в созданной им колонии Петерсдорф, хозяйстве этого поселения.

Сведения о численности социальных и расовых групп населения Сан-Паулу, его общем приросте, числе браков, рождаемости, смертности содержит проконспектированный Г. И. Лангсдорфом отчет за 1820-1824 гг. президента жунты да фазенда (финансового ведомства) этой провинции Лукаса Антониу Монтейру де Барруша57. В папке под заглавием «Noticias sobre os Indios» собраны скопированные Г. И. Лангсдорфом заметки об индейских племенах провинции Мату-Гросу58. Авторами заметок были представители местной администрации: комендант округа Вилла-Мария Жуан Перейра Лейти, капитан-мор г. Диамантину Антониу Жозе Рамуш и Кошта, начальник постов на бразильско-парагвайской границе капитан Жозе Кравейру де Са. Документы относятся к февралю - марту 1827 г. Они содержат разнообразные, но из-за служебного положения авторов записок в известной мере тенденциозные сведения об индейцах бороро, паресси, апиака, гуато, гуана и др.

Некоторые заметки об индейцах каяпо, гуайкуру, бороро, паресси мы находим в неподписанной и недатированной рукописи, рассказывающей о путешествии из Сан-Паулу в Куябу59. Судя по содержанию документа, его автором был, по-видимому, купец, предпринявший плавание в столицу Мату-Гросу в самом начале XIX в. «Страх попасть в руки каяпо», о котором откровенно писал этот безымянный путешественник, не способствовал объективности его сообщений об индейцах.

Ценные данные о населении трех упоминавшихся выше провинций содержатся в собранных Г. И. Лангсдорфом статистических таблицах60. Их можно разделить на три группы. К первой относятся таблицы, в большинстве своем содержащие материалы о численности, социальном, расовом, возрастном, половом составе, семейном положении, приросте и плотности населения, данные о рождаемости, смертности, браках на определенный год в провинциях, округах, городах, местечках61. Ряд таблиц первой группы, кроме того, включает сведения о количестве и видах предприятий, числе занятых в каждой отрасли хозяйства свободных и рабов, указатели профессий с данными о численности, о социальном положении представителей каждой из них, списки наиболее крупных семей, материалы о числе населенных и пустующих домов. Ко второй группе можно отнести таблицы, в которых сравнивается численность социальных и расовых групп населения отдельных частей страны в разные годы62. К третьей - списки населенных пунктов или церковных приходов с указанием числа жителей в них в те или иные годы63.

В целом материалы академика Г. И. Лангсдорфа представляют собой уникальный источник по этнографии Америки, Азии и Океании. Исследования, проведенные ученым в Бразилии и Северной Америке, дают основания считать его одним из основоположников русской американистики. В связи с 200-летием со дня рождения Г. И. Лангсдорфа Академия наук СССР в октябре 1974 г. провела Всесоюзную научную конференцию, в которой участвовали также ученые из многих зарубежных стран. Конференция приняла решение о подготовке полного издания опубликованного и архивного наследия, выдающегося ученого. В это издание должны войти статьи Г. И. Лангсдорфа, рассеянные по страницам русских и европейских журналов начала XIX в., ставшее давно классическим, но так и не переведенное на русский язык описание его кругосветного путешествия, наконец, публикация архива экспедиции в Бразилию, включающего дневники, труды, письма и другие материалы ученого, а также рукописи, карты, рисунки его спутников - Н. Г. Рубцова, Л. Риделя, Э. П. Менетрие, М. Ругендаса, А. Тонэя, Э. Флоранса. Предполагаемое издание, вне всякого сомнения, обогатит советскую и мировую этнографическую науку.

ETHNOGRAPHIC RESEARCH BY ACADEMICIAN G. I. LANGSDORF

The article deals with the ethnographic materials on the peoples of Asia, America and Oceania comprised in the literary and manuscript heritage of the prominent Russian scholar and traveller, Academy member, G. I. Langsdorf. Such materials are to be found in Langsdorf’s seldom cited articles published in Russian and German periodicals at the beginning of the XIX-th century; in his description of his round-the-world voyage in 1803-1808; in the archives of his Brazil expedition of 1821-1829. There are valuable ethnographic data in G. I. Langsdorf’s unpublished Brazil diaries for 1824-1828 and in his collection of various notes and documents on Brazil’s population. The author stresses the importance of publishing the complete literary and manuscript heritage of G. I. Langsdorf.

Примечания

1 Н. Plischke, Johann Friedrich Blumenbachs Einfluss auf die Entdeckungsreisenden seiner Zeit, Gottingen, 1937, S. 60-64.

2 «Reisenachrichten von Hrn. D. Langsdorff von Santa Cruz auf Tenerife, den 25 Oct.1803», «Magazin fur den neuesten Zustand der Naturkunde», Bd 9, 1805, S. 203-206.

3 «Fernere Reisenachrichten von Hrn. D. Langsdorff an J. F. Blumenbach aus dem Petropalowschen Hafen auf Kamtschatka den 23 Aug. 1804», «Magazin fur den neuesten Zustand der Naturkunde», Bd. 10, 1805, S. 193-206; «Reisenachrichten von Hrn. D. Langsdorff. Auszug aus einem Briefe and Dr. Noehden, den 6 Juni 1805 Peter Paulshafen». Там же, Bd 11, 1806, S. 289-298.

4 Ленинградское отделение Архива Академии наук СССР (JIOAAH), ф. 1, оп. 2, 1805, № 13, § 182.

5 Архив внешней политики России (АВПР), ф. Главный архив, 1-7, 1802, д. 1, папка 44, л. 17-36. Эта рукопись подготовлена к печати. См.: Т. К. Шафрановская, Неизвестная рукопись академика Г. И. Лангсдорфа о Камчатке, в кн.: «Проблемы исследования Америки в XIX-XX вв. Тезисы докладов к конференции, посвященной 200-летию со дня рождения академика Г. И. Лангсдорфа» (далее - «Проблемы...»), Л., 1974, стр. 30-32.

6 G. Langsdorff, Einige Bemerkungen, die Eigenschaften Kamtschadalischen Fliegenschwammes betreffend, «Annalen der wetterauischen Gesellschaft fur die gesammte Naturkunde», Bd 1, 1809, S. 249-256.

7 Г. Лангсдорф, Описание узоров, наводимых жителями острова Вашингтона на их теле, «Технологический журнал», т. VII, ч. 2, 1810.

8 «Langsdorff’s Nachricht uber die Tatowirung der Bewohner von Nukahiwa und der Washington-Insulaner», в кн.: A. J. von Krusenstern, Beschreibung der Insel Nukahiwa, Weimar, 1811, S. 40-47.

9 G. Langsdorff, Bemerkungen auf einer Reise um die Welt in Jahren 1803 bis 807 (далее - «Bemerkungen...»), Bd 1, Frankfurt am Mayn, 1812. Список переизданий описания кругосветного путешествия Г. И. Лангсдорфа см.: Б. Н. Комиссаров, Академик Г. И. Лангсдорф (к 200-летию со дня рождения), «Изв. ВГО», т. 106, 1974 вып 2. стр. 133.

10 G. Langsdorff, Vorwort, в кн.: «Bemerkungen...», Bd 1, S. 1.

11 Н. Damm, Volkerkunde der von Langsdorff besuchten Gebiete, в кн.: H. v. Langsdorff, Eine Reise um die Welt, Leipzig, 1951, S. 26-35.

12 К. Вебб, Академик Г. И. Лангсдорф и развитие географической науки в Бразилии, в кн.: «Проблемы...», стр. 18-20.

13 F. Ratze1, Georg Heinrich Freiherr von Langsdorff, «Allgemeine Deutsche Biographie», Bd 17, Leipzig, 1886, S. 689.

14 «Bemerkungen...», Bd. 1, S. 144, 145, 155-159.

15 Л. Я. Штернберг, Этнография, в кн.: «Тихий океан. Русские научные исследования», Л., 1926, стр. 167.

16 Л. Я. Штернберг, Айнская проблема, «Сборник МАЭ», т. VIII, Л., 1939, стр. 367.

17 «Bemerkungen...», Bd. 1, S. 300-303.

18 Р. Г. Ляпунова, Этнографические исследования Г. И. Лангсдорфа в Северо-Западной Америке, в кн.: «Проблемы...», стр. 23, 24.

19 Н. Н. Bancroft, History of California (1542-1890), vol. 1, San Francisco, 1884, p. 38; JI. Я. Штернберг, Этнография, стр. 152; P. Пирс, Материалы Г. И. Лангсдорфа как источник по истории Аляски и Калифорнии, в кн.: «Проблемы...», стр. 27-30.

20 В. В. Антропова, Этнографические материалы академика Г. И. Лангсдорфа о народах Камчатки (ительмены, коряки, айны), в кн.: «Проблемы...», стр. 8-10.

21 Л. Я. Штернберг, Этнография, стр. 152; В. В. Антропова, Старинные камчадальские сани, «Сборник МАЭ». т. X, Л., 1949, стр. 47-92.

22 Bancroft Library, Robert В., Honeymann, Jr. Collection, Langsdorff Group, 63, 2,1000-1037.

23 ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 2, л. 82 об., 88 об.

24 Там же, ф. 1, оп. 3, № 76, л. 339-340.

25 Там же, № 77, л. 63-64.

26 Б. Н. Комиссаров, Академик Г. И. Лангсдорф и его экспедиция в Бразилию (1821-1829), в кн.: «Материалы экспедиции академика Григория Ивановича Лангсдорфа в Бразилию в 1821-1829 гг. Научное описание», Л., 1973 (далее - «Материалы...»), стр. 7-43.

27 Б. Н. Комиссаров, Архив экспедиции Г. И. Лангсдорфа в Бразилию (1821-1829), в кн.: «От Аляски до Огненной земли», М., 1967, стр. 275-285; его же, Судьба архива первой русской экспедиции в Бразилию, «Археографический ежегодник за 1971 год», М., 1972, стр. 182-190.

28 Об этнографических материалах других участников экспедиции см.: «Материалы...», стр. 47-49, 50, 58, 59, 72-77, 82, 83, 104-110, 127-131; Г. Г. Манизер, Экспедиция академика Г. И. Лангсдорфа в Бразилию (1821-1828), М., 1948; Н. Г. Шпринцин, «Живописное описание путешествия из Порту-Фелис в Куяба» Г. Флоранса, «Сов. этнография», 1936, № 6, стр. 104-110; Б. Н. Комиссаров, Новый русский источник по истории и этнографии Бразилии 20-х годов XIX века (Записки Н. Г. Рубцова), «Сов. этнография», 1963, № 3, стр. 172-176; «Бразилия в описаниях участников русской экспедиции 1821-1829 годов» (подготовка публикации, вводная статья, редакция переводов и примечания Б. Н. Комиссарова), «Новая и новейшая история», 1966, № 3,стр. 115-127; Б. Н. Комиссаров, Из дневника участника русской научной экспедиции в Бразилию в 1821-1829 гг., «Латинская Америка», 1972, № 5, стр. 144-160; 1973, № 1, стр. 142-161; А. И. Алексеев, Б. Н. Комиссаров, Н. Г. Рубцов, и его роль в исследовании Бразилии, «Изв. ВГО», т. 98, 1966, вып. 6, стр. 500 506; А Е Гайсинович, Б. Н. Комиссаров, Новые бразильские рукописи Э. П. Менетрие, «Изв. ВГО», т. 100, 1968, вып. 3, стр. 249-251. Список предметов этнографической коллекции, собранной экспедицией Г. И. Лангсдорфа в Бразилии, см.: Г. Г. Манизер, Указ. раб., стр. 151-154; см. также: К. К. Гильзен, Человеческая голова как военный трофей у индейцев племени мундуруку, «Сборник МАЭ», т. V, Пг., 1918,стр. 351-358.

29 ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 1, л. 1-335; № 2, л. 1-109 об.; № 3, л. 1-137;№ 4, л. 1-26; № 5, л. 1-44; № 6, л. 1-20 об.; № 7, л. 1-24.

30 Б. Н. Комиссаров, Бразильская фазенда первой трети XIX века в дневниках Г. И. Лангсдорфа и на картах Н. Г. Рубцова, «Вестник ЛГУ, серия истории...языка и литературы», 1969, № 8, вып. 2, стр. 62-70.

31 См., например, ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 1, л. 63-63 об.

32 Там же, л. 80 об.

33 Там же, л. 108 об.

34 Там же, № 2, л. 33 об.

35 Н. Г. Шпринцин, Положение индейцев и негров Бразилии (по материалам русских экспедиций), «Краткие сообщения Ин-та этнографии АН СССР», вып. VII, 1949, стр. 62-69; «Бразилия в описаниях...», стр. 118-122.

36 Н. Г. Шпринцин, М. В. Крутикова, Индейцы гуато, «Изв. ВГО», т. 80, вып. 5, стр. 500-506; Н. Г. Шпринцин, Индейцы апиака (из материалов первой русской экспедиции в Южную Америку), «Краткие сообщения Ин-та этнографии», вып. X,1950, стр. 84-96.

37 ЛОААН, ф. 63, оп, 1. № 1, л. 21 об., 67 об., 80, 88 об., 89 об., 96, 98-100, 101 об.,109 об., 113, 120 об.

38 Там же, л. 97-98, 286 об,- 287.

38 Там же, л. 101 об.- 102 об., 275 об.

40 Там же, № 2, л. 82, 103-103 об., 105 об.

41 Там же, № 3, л. 84 об., 91 об.- 92.

42 Там же, л. 109 об,- 110, 113-113 об., 114 об.

43 Там же, л. 123 об., 125 об., 129.

44 Там же, № 4, л. 2, 6 об.; № 7, л. 6 об., 8, 18 об.

45 Там же, № 1, л. 95 об.- 98.

46 Там же, л. 98-100.

47 Там же, № 3, л. 112-112 об., 116.

48 Там же, л. 121.

49 Там же, л. 114 об - 116, И 8-123 об., 126-127, 130.

50 Там же, № 7, л. 11 об.- 21 об.

51 ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 22, л. 1-28; № 23, л. 1-3 об.; № 25, л. 1-10; № 26, л. 1-2 об.

52 «Материалы...», стр. 55, 56; О. К. Васильева-Шведе, Лингвистические материалы русской экспедиции в Бразилию 1821-1829 гг., «Научный бюллетень ЛГУ», 1947, № 14-15, стр. 36-42; ее же, Лингвистические материалы академика Г. И. Лангсдорфа, в кн.: «Проблемы...», стр. 14-17.

53 ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 24, л. 7-15 об.; Н. Г. Шпринцин, Из архивных материалов по языкам индейцев Бразилии, «Сов. этнография», 1964, № 3, стр. 139, 140.

54 ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 32, л. 1-15 об.; Б. Н. Комиссаров, Академик Г. И. Лангсдорф и бразильский ученый Ж. Виейра Коуту, «Изв. ВГО», т. 102, вып. 4, 1970, стр. 370-373.

55 ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 31, л. 1-52.

56 Там же, № 40, л. 4-6; Aug. de Saint-Hilaire, Apercu d’un voyage dans I’interieur de Bresil, Paris, 1823.

57 ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 30, л. 59-62 об.

58 Там же, № 28, л. 1-9.

59 Там же, № 30, л. 2-12.

60 Б. Н. Комиссаров, С. Л. Третьяков, Материалы по статистике населения Бразилии первой четверти XIX в. в архиве экспедиции Г. И. Лангсдорфа, в кн.: «Исследования по новой и новейшей истории», Л., 1972, стр. 17-30.

61 ЛОААН, ф. 63, оп. 1, № 15, л. 1-5; № 16, л. 1-4, 9-10; № 30, л. 28-29, 37-40.

62 См. например: там же, № 30, л. 33.

63 Там же, л. 30, 35, 36.

В начале января 1829 г. в Пара прибыл Ридель. «Он заболел на Риу-Мадейре и выстрадал не меньше нас», - писал Флоранс.134 Ридель прошел по намеченному маршруту, а в сентябре 1828 г. предпринял плавание вверх по Риу-Негру.

12(24) января на зафрахтованном бразильском бриге «Дон Педру I» путешественники отплыли в Рио-де-Жанейро. Плавание продолжалось больше двух месяцев. Оно осложнилось плохой погодой и тем, что капитан брига едва не посадил его на мель вблизи побережья провинции Мараньян. «В продолжение вояжа морской воздух Григорию Ивановичу был полезен, - сообщал позднее Рубцов Нессельроде, - ж/ все, что случилось с ним прежде сего путешествия, [он] обстоятельно рассказал, но что касается с 3-го сентября 1825 г.135 до сего времени ничего не помнит. Случаясь иногда говорить об оном, всегда отвечал, [что] ничего не помнит... Не можно надеяться (как по старости его лет), чтобы мог быть в прежнем разуме».136 «Болезнь такова, - писал о состоянии Лангсдорфа Флоранс, - что не позволит когда бы то ни было в дальнейшем путешествовать с научной целью».137

14(26) марта 1829 г. участники экспедиции прибыли в Рио-де-Жанейро. Лангсдорфа ждали там его старший сын Карл, уже четвертый год слушавший курс математики в местной военной академии, и Вильгельмина с сы¬

новьями Георгом, Генрихом Эрнстом, Вильгельмом и Генрихом, родившимися в 1822, 1823, 1824 и 1827 гг. Манди- ока по просьбе Лангсдорфа была еще в 1827 г. продана государству за 18.3 млн рейсов (около 18.3 тыс. рублей).138 В письмах Кильхену из Куябы от 23 июня (5 июля) и 24 июля (5 августа) 1827 г. ученый благодарил его за содействие в продаже фазенды и сохранении в ней для него «квартиры».139 Однако в письме вице-консулу от 24 октября (5 ноября) того же года Лангсдорф просил снять для него усадьбу с жилым домом.140 Ко времени возвращения путешественника его семья, вероятно, жила в такой снятой близ Рио-де-Жанейро усадьбе.

10(22) апреля 1829 г. Лангсдорф отправил Нессельроде донесение, в котором сообщал, что из-за болезни не может представить отчет об экспедиции. Он просил дать разрешение Риделю и Флорансу продолжить путешествие для того, чтобы выполнить намеченные планы. Тут же приводились сведения о необходимых для этого суммах: 4 тыс. руб. единовременно для покупки вьючных животных, инструментов и т. п. и по 6 тыс. руб. ежегодно.141 6(18) мая Лангсдорф просил Нессельроде об отпуске для лечения в Европе.142 6 сентября Николай I удовлетворил просьбу ученого. Лангсдорф узнал об этом из депеши Нессельроде от 2 октября,143 где, в частности, сообщалось, что вопрос об экспедиции Риделя будет решен после его прибытия в Россию.

Как уже отмечалось, материалы экспедиции отсылались в Петербург с начала 20-х годов. Последние их партии привезли в 1829 г. Рубцов и в 1830 г. Ридель (первый доставил 32 ящика, второй -84). Некоторые рукописи путешественников переслал в Россию с дипломатической почтой первый русский посланник в Бразилии Ф. Ф. Борель (барон Паленца).

Коллекции, составленные Лангсдорфом и участниками его экспедиции, явились ядром южноамериканских собраний академических музеев России. Обширные энтомологические, герпетологические, ихтиологические,144 орнитологические 145 сборы, чучела млекопитающих, более тысячи живых растений, гербарий почти в 100 тыс. экз. (один из самых полных в мире гербариев тропической флоры), образцы минералов, около ста этнографических предметов, несколько сот рисунков, десятки карт и планов, более двух тысяч листов рукописей (дпевников, тру¬

дов, архивных документов, писем), содержащих сведении по географии, ботанике, зоологии, экономике, статистике, истории, этнографии, лингвистике и другим отраслям знаний,- таков был итог этого путешествия. Гербарные образцы Лангсдорфа и Риделя послужили для установления примерно 15% видов бразильской флоры. К. Мартиус, Дж. Радди и другие ботаники назвали в честь Лангсдорфа несколько родов и около 30 видов растений.146

Непреходящую ценность представляют материалы экспедиции по социально-экономической и этнической истории Бразилии, исторической, экономической и физической географии, статистике, языкам индейских племен и многие другие.147 Ведь племена, которые наблюдали Лангсдорф и его спутники, давно не существуют, изменились ландшафты, запечатленные на рисунках художников экспедиции. В коллекции, собранной ученым, широко представлены документы эпохи рабства в Бразилии; они стали особенно ценными после 1888 г., когда в этой стране был издан специальный декрет об уничтожении подобных материалов.

Обработать коллекции и дневники Лангсдорф, разумеется, не смог. Не сделали этого и другие участники экспедиции. Л. Ридель до 1836 г. состоял в Рио-де-Жанейро на русской службе, много путешествовал и коллекционировал для Петербургского ботанического сада. Он умер в Бразилии в 1861 г. Там же умер в 1879 г. и Э. Флоранс. Э. П. Менетрие и Н. Г. Рубцов, хотя и прожили долгие годы в Петербурге (первый умер там в 1861 г., второй - в 1874 г.), были далеки от того, чтобы заняться обработкой архива экспедиции, в которой принимали участие в молодости.

Весной 1830 г. Лангсдорф с семьей покинул Рио-де- Жанейро. В августе он был в Антверпене, где у Виль- гельмины родился пятый сын - Адольф, а в октябре - в Великом герцогстве Баденском, в небольшом курортном местечке близ Раштатта, откуда было отправлено последнее из его донесений Нессельроде.148 Затем Лангсдорф переехал в Лар, где в 1827 г. умер его отец и продолжал жить его сводный брат - виноторговец Вильгельм Генрих. Наконец семья Лангсдорфов окончательно обосновалась во Оренбурге.

Климат южной Германии довольно быстро восстановил физические силы Лангсдорфа, но его психическое

состояние не улучшалось. ~В апреле 1831 г. Лангсдорф обратился к непременному секретарю Петербургской Академии наук П. Н. Фуссу - сыну некогда покровительствовавшего ему Николая Ивановича Фусса - с просьбой предоставить отпуск до полного выздоровления. Однако приложенное к письму заключение фрейбургского врача доктора Бозена не оставляло никаких надежд на скорое излечение и на возможность приезда ученого в Россию. Бозен писал, что вследствие перенесенной тропической лихорадки Лангсдорф страдает расстройством памяти: пе помнит о том, что произошло в последние годы, хотя и сохранил отчетливые воспоминания о своих ранних путешествиях.149

В июне 1831 г. Лангсдорф был уволен из Академии наук, а несколько раньше, в феврале, - из ведомства иностранных дел.150 Он получил от правительства России пожизненную пенсию - 1000 рублей в год, а в 1837 г. Лангсдорф и члены его семьи были приняты в баденское подданство.

Шли годы, но для Лангсдорфа время как будто остановилось. «Уютный и дружелюбный, - писал о нем один из современников, - Лангсдорф тихо жил в кругу своей семьи... Восход солнца всегда заставал его за письменным столом, погруженным в работу, но это могло лишь доказать, что его воля и усердие пережили умственные силы... Только изредка в беседе с кем-нибудь из ученых ум его оживлялся, и в Ъти минуты можно было догадываться о том, каким он был в прежние годы».151

В конце жизни Лангсдорфа снова ждали испытания. Весной и летом 1849 г. Фрейбург стал ареной бурных революционных событий. Они непосредственно коснулись и семьи ученого: сыновья Лангсдорфа - Георг, Генрих и Адольф - оказались в числе активных участников ба- денско-пфальцского восстания. После его поражения Георгу и Генриху пришлось бежать в США. Девятнадцатилетнего Адольфа, присоединившегося к повстанцам вместе с полком, в котором он был лейтенантом, изгнали из армии. Лангсдорф тяжело переживал вынужденную разлуку с сыновьями. 17 (29) июня 1852 г. непродолжительная болезнь свела его в могилу.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В последние годы в связи с интенсивным развитием политических, экономических и культурных связей СССР со странами Латинской Америки и США изучение научного наследия академика Г. И. Лангсдорфа стало одной из важных задач советской американистики. Во многих архивах Советского Союза было проведено тщательное выявление материалов о жизни и деятельности Г. И. Лангсдорфа, получены документы из ряда зарубежных архивов, завершена расшифровка всех трудночитаемых рукописей ученого. Архив бразильской экспедиции 1821- 1829 гг. стал предметом детального исследования как источник по истории и этнографии Бразилии первой трети XIX в. Были изучены дневники путешественника, его неопубликованные труды, коллекция исторических документов, собранная им в Бразилии, история экспедиционного архива, историография экспедиции, архивные материалы Н. Г. Рубцова, Э. П. Менетрие, Л. Риделя, Э. Флоранса, А. Тонэя, М. Ругендаса. В 1973 г. было издано научное описание материалов экспедиции Лангсдорфа в Бразилию, хранящихся в архивах СССР.1 В этой книге приведены сведения почти о восьмистах рукописях, картах и рисунках. Была составлена библиография научных трудов Г. И. Лангсдорфа и дана их научная оценка. Проведенные исследования показали уникальную ценность материалов экспедиции Г. И. Лангсдорфа для изучения исторического прошлого бразильского народа. Большое значение имеют труды путешественника и для исследования географии, истории и этнографии Северной Америки, а также Азии и Океании.

В летописи географических открытий и исследований немало страниц, вписанных русскими экспедициями, работавшими в самых разных районах земного шара. Многие из них состоялись более полутора столетий назад, но их результаты до сих пор не только не потеряли своего значения, но и продолжают удивлять поистине титаническим масштабом проделанной работы, ее скрупулезностью, точностью и редкой широтой интересов. Между тем имена и деяния былых исследователей подчас преданы забвению и остаются неизвестными не только широкой публике, но и специалистам, пользующимся материалами канувших в Лету путешествий.

Именно такая судьба была уготована первой русской экспедиции в Бразилию, состоявшейся в 1821—1828 годах под началом академика Григория Ивановича Лангсдорфа, добившейся блестящих результатов. Ее участники преодолели по суше и воде более 15 000 км, впервые осуществив комплексное изучение Бразильского нагорья и речных систем Амазонии – верхней Параны, верхнего Парагвая и Тапажоса. Даже в наше время маршрут экспедиции выглядит весьма не простым, а 180 лет назад для горстки энтузиастов, очутившихся в краю дикой, почти нетронутой человеком природы, этот путь оказался полным лишений. На фоне мучительных каждодневных трудностей, которыми изобиловал их маршрут, колоссальное наследие, оставленное экспедицией, выглядит еще внушительнее. Исследователю и его сподвижникам удалось создать коллекции, ставшие ядром южно-американских собраний академических музеев России.

Георг Генрих Лангсдорф, известный в России как Григорий Иванович Лангсдорф, родился в 1774 году в немецком городке Вёлльштейн.

В 1793-м он поступил в Гёттингенский университет и в 1797-м получил степень доктора медицины. Гёттингенский университет переживал в ту пору период расцвета, и студенты получали великолепное образование. Среди профессоров Гёттингена особым почетом и уважением пользовалось имя Иоганна Фридриха Блуменбаха — всемирно известного антрополога, физиолога, основателя целой школы естествоиспытателей. Именно его яркие запоминающиеся лекции в значительной мере предопределили интересы Лангсдорфа.

В 1802 году он стал иностранным членом-корреспондентом Петербургской Академии наук.

В 1803—1805 годах Лангсдорф принял участие в первом русском кругосветном плавании. В составе этой экспедиции он оказался лишь благодаря собственной настойчивости. Когда известие о готовящемся плавании дошло до Гёттингена, экспедиция уже была полностью укомплектована, а корабли готовились выйти в море. Тем не менее ученый решил во что бы то ни стало присоединиться к экспедиции. Не теряя ни минуты, он отправляется в Копенгаген, где рассчитывал застать русские корабли, и предстал там перед И.Ф. Крузенштерном и Н.П. Резановым с настойчивой просьбой взять его в плавание. Дело осложнялось тем, что Лангсдорф не состоял на русской службе, а следовательно, жалованья ему не полагалось, кроме того, натуралистом экспедиции уже был назначен лейпцигский ботаник В.Г. Тилезиус.

Однако бескорыстие Лангсдорфа и его необыкновенная преданность науке произвели на обоих руководителей экспедиции неизгладимое впечатление. «Сильная страсть его к наукам, убедительная, без всяких требований просьба и, наконец, рекомендация нашей академии, которой он корреспондентом», явились, по мнению Резанова, достаточными основаниями для того, чтобы принять ученого натуралистом на «Надежду». «Ревность сего ученого» и его настойчивое желание «победить невозможности» отмечал и Крузенштерн. Так, уже в день своего приезда Лангсдорф стал участником экспедиции. «Радость и благодарность Лангсдорфа нелегко описать, — писал Крузенштерн. — Он заявил о своей готовности по возвращении возместить то золото, которое он потратит, из своих средств, если император ничего не сделает для него». А пока нового натуралиста «Надежды» согласились субсидировать Крузенштерн и Резанов.

Благодаря участию в этой экспедиции Лангсдорф сумел объездить полсвета — он побывал на Канарских и Маркизских островах, в Бразилии и Японии, на Камчатке и Аляске, в Калифорнии, а также проехал сухим путем от Охотска до Петербурга. По записям, сделанным исследователем, можно судить, сколь широк был круг вопросов, которыми он занимался во время путешествия. Зоологические, минералогические, ботанические наблюдения соседствуют с материалами по лингвистике и страноведению.

Приводятся уникальные для того времени сведения об атмосферном давлении, температуре и влажности воздуха, температуре и уровне солености океана. Впрочем, ничуть не меньше различных природных явлений его интересовали также уклад жизни местного населения, особенности одежды, питания, ремесел, земледелия, скотоводства, способов охоты, рыбной ловли, а также всевозможные сведения о судоходстве, торговле и промыслах. И везде ученый неутомимо пополнял собираемые им коллекции насекомых, растений, животных и рыб.

В дневниковых записях его товарищей по путешествию Лангсдорф предстает то как хирург, оперирующий больных, то как естествоиспытатель, практически лишивший себя сна, для того, чтобы в течение трех месяцев ежечасно записывать показания метеорологических приборов, то как погонщик собачьей упряжки, на которой он ездил по Камчатке, то как этнограф, тщательно зарисовывающий татуировки жителей Маркизских островов.

По возвращении в Петербург Лангсдорф, назначенный к тому времени адъюнктом Российской Академии наук, в течение нескольких лет обрабатывал собранные им во время экспедиции материалы, а также опубликовал несколько работ, в числе которых и ставший классическим труд под названием «Замечания о путешествии вокруг света в 1803—1807 гг.», принесший ученому не только мировую известность и всеобщее признание, но и звание академика Петербургской Академии наук.

Богатейшие энтомологические, герпетологические, ихтиологические, орнитологические сборы, множество чучел млекопитающих, более 1 000 живых растений, гербарий, насчитывающий почти 100 000 экземпляров (один из самых полных в мире по тропической флоре), образцы минералов, около 100 этнографических предметов, несколько сот рисунков, десятки карт и планов, более 2 000 листов рукописей — таков итог этого путешествия.

А в 1812 году Лангсдорф был назначен генеральным консулом России в Рио-де-Жанейро. Эта миссия предоставляла ему уникальные возможности, поскольку он намеревался совмещать свои консульские обязанности с научными исследованиями Бразилии, тогда еще только открывавшейся перед европейскими учеными. За весь период своего пребывания там он поддерживал постоянную связь с Петербургской Академией наук, сообщая различные сведения об этой стране, о населяющих ее племенах и высылая естественнонаучные коллекции. Помимо Петербургской Академии наук собрания Лангсдорфа получали также в дар музеи Гамбурга, Парижа и Лондона.

Поместье Лангсдорфа — Мандиока стало своеобразным культурным центром Рио-де-Жанейро. Двери этого дома были всегда открыты для представителей местной интеллигенции, деятелей искусства, европейских путешественников. Здесь ученый неоднократно принимал участников русских морских экспедиций – В.М. Головнина, Ф.Ф. Беллинсгаузена, Ал.П. Лазарева, Ф.Ф. Матюшкина. «Если мы когда-нибудь забудем ласку и приветливость их, — писал о семье генерального консула Ф.П. Литке, — то пусть забудут нас друзья наши; пусть нигде не найдем мы другого Лангсдорфа».

Получив отпуск для поездки в Европу, Лангсдорф в 1821 году прибыл в Петербург и во время аудиенции у императора Александра I изложил ему план организации большой русской экспедиции в Бразилию. Целью путешествия должны были стать «ученые открытия, географические, статистические и другие исследования, изучение неизвестных доселе в торговле продуктов, коллекций предметов из всех царств природы». На что и было получено высочайшее одобрение. Окрыленный этой поддержкой, Лангсдорф отбыл в Германию и осенью прибыл во Фридберг, где к нему присоединился один из участников будущей экспедиции, 18-летний Жан-Морис-Эдуард Менетрие. В Бремене, куда отправились Лангсдорф и Менетрие, их уже ждал другой член экспедиции — молодой художник Иоганн Мориц Ругендас. Наконец, в январе 1822-го зафрахтованное Лангсдорфом судно «Дорис» покинуло берега Германии, чтобы по прошествии двух месяцев доставить путешественников в Бразилию. Там их ждал еще один участник экспедиции — астроном Нестор Гаврилович Рубцов, недавно окончивший штурманское училище Балтийского флота и рекомендованный Лангсдорфу В.М. Головниным.

В сентябре 1822-го состоялась первая проба сил экспедиционеров — поход по малоизученной горной местности Серра-душ-Оргауш, располагавшейся неподалеку от Рио-де-Жанейро. Но из-за плохой погоды, а также в связи со служебными обязанностями Лангсдорфа путешественникам не раз пришлось возвращаться в столицу. И тем не менее три месяца, проведенные в полевых условиях, показали, что группа эта вполне работоспособна. Правда, у Лангсдорфа никак не складывались отношения с Ругендасом — молодой художник хоть и был весьма одаренным, но его невероятная строптивость и постоянное желание настоять на своем приводили к частым стычкам между ними.

В начале декабря 1822-го Лангсдорф и его коллеги вернулись в Мандиоку, где встретились с ботаником Людвигом Риделем. Он прибыл в Бразилию в январе 1821-го и в течение полутора лет изучал флору побережья провинции Баия, составив превосходный гербарий. Но, серьезно подорвав свое здоровье и к тому же находясь на грани нищеты, Ридель решился написать о своем положении Лангсдорфу. Тот не только помог Риделю деньгами, но и предложил ему войти в состав экспедиции. Ридель — опытный и преданный своему делу натуралист, был для Лангсдорфа просто находкой.

В мае следующего года экспедиция отправилась по новому маршруту — на север от Мандиоки, в Минас-Жераис. Двигаясь в так называемый Алмазный округ, исследователи совершали по пути радиальные экскурсии.

Во время этой поездки экспедиция обследовала окрестности города Барбасены, посетила прежде почти неизвестные и географически неопределенные районы Минас-Жераиса, прошла берегами рек Риу-дас-Мортес и Риу-дас-Помбас. Путешественникам удалось также побывать в селениях индейцев короадо, пури и коропо и собрать множество ценнейших материалов об их жизни. В начале августа исследователи достигли столицы провинции — города Оуру-Прету, где Лангсдорф начал собирать обширную коллекцию документов по истории экономики и этнографии Бразилии. Затем экспедиция направилась «по малопосещаемым и совсем неизвестным дорогам в район алмазов» и к началу ноября прибыла в местечко Барра-де-Жекитиба. Именно здесь произошла очередная стычка Лангсдорфа с Ругендасом, закончившаяся увольнением художника. Тот покинул экспедицию, не выполнив условий заключенного с ним договора, и увез с собой большую часть законченных рисунков.

«Из Барра-де-Жекитибы, — писал Лангсдорф в одном из своих донесений министру иностранных дел К.В. Нессельроде, — мы направились в малонаселенную, пустынную местность и внимательно осмотрели неизвестную бразильскому правительству и не исследованную в научном отношении часть Серра-да-Лаппа, где вынуждены были, несмотря на недостаток продовольствия, задержаться на 14 дней из-за наступивших дождей. 4 декабря, когда погода наладилась, мы со всеми своими коллекциями двинулись в путь из этой очень интересной горной страны, возвышающейся на 500 футов над уровнем моря, и 11-го достигли главного города Алмазного округа — Тежуку...». В феврале экспедиция возвратилась в Мандиоку с огромным багажом. В 29 ящиках были минералы, в 15 — гербарий, включавший 1 400 видов растений, остальные ящики были заполнены 23 шкурами различных млекопитающих и 398 — птиц, различными этнографическими предметами, в их числе были «одежды из атласа, вышитые золотом и цветным шелком хлопчатобумажные ткани, кружева». Все эти ящики были переправлены в Петербург. Так был закончен начально-подготовительный этап первой большой российской экспедиции по землям Бразилии. Но планы, намеченные Лангсдорфом, были гораздо более обширными, а потому после непродолжительного отдыха путешественники начали подготовку к самому большому и многотрудному ее этапу.

Дмитрий Иванов
Продолжение следует

Ещё в 1812 году академик Григорий Иванович Лангсдорф был назначен русским генеральным консулом в Бразилию и пробыл в этой должности до 1820 года. С того времени он начал изучение природы и населения Бразилии. Он исследовал провинцию Рио (1822 — 1823 года), провинцию Минас-Жераис (1824 год), а в 1825 году участвовал в большой экспедиции внутрь материка. Экспедиция высадилась в порту Сантус, откуда проникла внутрь страны к истокам реки Тиете, по которой в 1823 году спустилась в Парану.

По Паране экспедиция проехала в реку Пардо, а затем в Парагвай. По этой реке и её притоку путешественники поднялись до Куябы, чтобы затем пересечь и обойти плато Мату-Гросу. В Куябе они пробыли почти год, совершая экскурсии по окрестным местам. Отсюда ботаник Л. Ридель (1827 — 1828 годы) по рекам Гуапоре и Мадейре, а Лангсдорф и астроном Н. Рубцов по рекам Аринос и Тапажос спустились в Амазонку, а в 1829 году вернулись в Рио-де-Жанейро.

На пути экспедиции пришлось преодолевать многочисленные трудности . Г. И. Лангсдорф на реке Тапажос заболел очень острой формой малярии, что вскоре отразилось на нервной системе и привело к неизлечимому мозговому заболеванию. Серьёзно заболел и Н. Рубцов, который по возвращении в Россию вскоре умер. Спутник Риделя, молодой рисовальщик А. Тонэй, утонул в реке Гуапоре.

Экспедиция доставила ценные географические, этнографические, экономические и естественно-исторические материалы. В 1830 году Риделем были доставлены в Петербургский ботанический сад 84 ящика живых растений из Бразилии.

Вернувшийся из экспедиции больным, Г. И. Лангсдорф не смог обработать собранные им научные материалы, и хотя богатейшие экспонаты Лангсдорфа находились в русских столичных музеях, о самой экспедиции знали немногие.

Материалы, собранные экспедицией академика Лаигсдорфа, во многом и по нынешний день не утратили своей научной ценности. При разборке «малой ботанической коллекции», например, был обнаружен и описан ряд новых видов растений. Особую ценность теперь имеют этнографические материалы, так как они были собраны среди племён, в то время ещё почти неизвестных. К тому же, часть племён из изучавшихся экспедицией сейчас уже почти полностью истреблена завоевателями и колонизаторами, другая часть ассимилировалась с пришлым, новым населением Бразилии, потомками выходцев из Европы.

В 1831 году Л. Ридель вторично отправился в Бразилию и, работая в течение трёх лет в провинциях Рио, Минас-Жераис и Гояс, собрал богатейшие коллекции.

В 1869 году произвёл научные наблюдения в Южной Америке знаменитый русский путешественник Н. Н. Миклухо-Маклай (у берегов Патагонии, в Магеллановом проливе, в провинции Аконкагуа и др.).

Поездку в Америку совершил знаменитый русский климатолог и географ А. И. Воейков (1873 — 1874 годы), посетивший Соединённые Штаты, Канаду, Мексику, Юкатан и Южную Америку. В Южной Америке он поднимался по реке Амазонке до г. Санта-рена, был в Андах, на озере Титикака и др. Во время путешествия он сделал много географических, в частности климатологических наблюдений, использованных им в классическом труде «Климаты земного шара» (Спб, 1884 год).

В 1890 году Соединённые Штаты посетил А. Н. Краснов, использовавший наблюдения над прериями Северной Америки в своей докторской диссертации «Травяные степи северного полушария». А. Н. Краснов побывал также и на родине магнолии — в субтропических областях Северной Америки.

В конце 80-х годов позапрошлого столетия большое путешествие по Южной Америке совершил русский дипломат А. С. Ионин. Он почти кругом объехал Южную Америку морем с восточной и западной сторон, пересек материк вдоль долины Амазонки. Кроме того, он путешествовал по степям Аргентины, посетил Анды. Впечатления о своём путешествии Ионин изложил в обширном сочинении («По Южной Америке», 4 тома), а в журнале «Землеведение» за 1895 год опубликовал описание путешествия на пароходе по озеру Титикака. Яркие описания природы и быта населения Южной Америки, данные Иониным, вошли в географические хрестоматии.

Известный русский ботаник Н. М. Альбов в 1895 — 1896 годах изучал природу и флору Огненной Земли. Последние годы своей короткой жизни (1866 — 1897 годы) он возглавлял ботанический отдел музея в Ла-Плате. На Огненной Земле Альбову удалось открыть целый ряд неизвестных до него растений. Он дал также превосходные описания природы этих островов и распространил свои исследования на некоторые другие территории Южной Америки (Северная Аргентина и Парагвай, Патагония и др.).

В 1903 — 1904 годах по Аргентине и соседним странам путешествовал Н. А. Крюков, крупный русский специалист по сельскому хозяйству. Собранные разнообразные материалы он обработал и опубликовал в книге «Аргентина» (Спб, 1911 год). Круг вопросов, освещённых Крюковым, далеко выходит за рамки узко специальной работы по сельскому хозяйству.

В 1914 году для проведения этнографических, естественно-исторических и географических исследований в Южной Америке на средства Академии наук, Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, Петроградского университета и других учреждений была снаряжена экспедиция в составе 5 человек (И. Д. Стрельников, Г. Г. Манизер и др.), выехавшая из Петрограда в Буэнос-Айрес. Оттуда участники экспедиции отправились по реке Парагвай в глубь материка. Исследованиями экспедиции были охвачены обширные и разнообразные территории Южной Америки.

Путешественники жили в тропических лесах, среди индейцев различных племён, и собрали очень ценные этнографические и естественно-исторические материалы и коллекции, поступившие в музеи Академии наук, частично в Музей антропологии Московского университета .