В апреле-мае 1943 года на территории варшавского гетто произошло событие, которое до сих пор остается практически неизвестным. Речь идет о восстании, положившем начало цепной реакции восстаний, поднятых евреями в Польше. Более того, восстание в варшавском гетто стало первым вооруженным выступлением в оккупированной немцами Европе. Какова была цель этого восстания? На что рассчитывали повстанцы, выступившие против вооруженных до зубов эсэсовцев? Была ли возможность уцелеть? Об этом и пойдет речь в нынешней статье.

Предыстория

Рассказ об этом восстании справедливо будет начать с небольшого экскурса в довоенную историю Польши. В 1918 году на обломках Российской, Германской и Австро-Венгерской империй после 123 лет небытия возродилось польское государство. Межвоенная Польша, в отличие от Польши современной, была, пожалуй, самым разношерстным в религиозно-этническом отношении государством Европы. Титульная нация – поляки – составляла около 68% населения. Остальные же 32% составляли украинцы, евреи, белорусы, русины и прочие народности.

В Польше, как и во всей межвоенной восточной Европе, особенно остро стоял так называемый «еврейский вопрос», и этот период изобилует многочисленными эксцессами, связанными с попытками его разрешения. Бывший депутат Госдумы II и III созывов, а впоследствии лидер польской национал-демократической партии (Endecja, ND) Роман Дмовский был одним из идеологов польского национализма и антисемитизма. Его партия ратовала за исключение евреев из политической и общественной жизни страны. Боевые группы НДП Романа Дмовского принимали участие в еврейских погромах, бойкоте еврейских магазинов, а также антиеврейских манифестациях, нередко принимавших форму факельного шествия.

Роман Дмовский

Ситуация изменилась в 1926 году, когда в результате «майского переворота» к власти в Польше пришел маршал Юзеф Пилсудский – социалист, из всех национальных меньшинств наиболее лояльно относившийся именно к евреям. Положение «поляков иудейского вероисповедания» (именно такой термин для обозначения евреев был введен при переписи населения) заметно улучшилось. Новая волна антисемитских выступлений началась после смерти маршала Пилсудского в 1935 году.

Справедливости ради стоит отметить, что, в отличие от гитлеровской Германии, в Польше преступления, совершенные против евреев, наказывались по всей строгости закона. Еврейские погромы пресекались полицией, а виновные представали перед судом. Кроме того, профессура Варшавского, Львовского, Виленского и других университетов, а также большая часть интеллигенции в целом выступала с острой критикой антисемитских выступлений.

На момент начала Второй Мировой войны (1 сентября 1939 года) еврейское население Польши составляло 3,5 миллиона человек. Самым «еврейским» городом страны была Варшава, где проживало около 350 тысяч представителей «поляков еврейского происхождения». В конце сентября 1939 года, после двухнедельной осады, город был взят немцами. 5 октября того же года, на площади Пилсудского прошел военный парад в честь победы, который принимал лично фюрер. Еврейское население оказалось в смертельной опасности.

Начало оккупации: создание гетто

Уже в первые месяцы оккупации все евреи были обязаны носить распознавательный знак - звезду Давида. В фильмах о Холокосте эти распознавательные знаки почти всегда имеют форму нарукавной повязки с синей звездой. На самом деле это далеко не всегда выглядело так. Такие повязки действительно использовались в Варшаве, но в других городах Польши чаще всего евреи носили нагрудные нашивки в форме звезды Давида желтого цвета.

Интересным фактом является то, что такие нарукавные повязки в первые месяцы оккупации охотно носили поляки. Все потому, что в то время въезд в Германию евреям был категорически запрещен. Таким образом, евреев нельзя было забрать на принудительные работы на территории Рейха. Именно поэтому, дабы избежать участи «остарбайтеров», некоторые поляки шли на хитрость и носили нарукавные повязки со звездой Давида или даже заучивали наизусть отельные фразы на языке идиш.

План варшавского гетто

Новые хозяева оккупированной Польши, получившей теперь официальное название Генеральной Губернии, сразу же взялись за создание гетто в больших городах. Самое крупное гетто было создано в Варшаве. В первые месяцы оккупации всем евреям, находящимся на тот момент в столице Польши и ее окрестностях, было приказано встать на учет у новых властей. Позднее в варшавское гетто стали свозить евреев со всей оккупированной Европы и из Германии. После регистрации и получения новых, оккупационных удостоверений личности (Kennkarte), евреев, вне зависимости от их прежнего места жительства, переселяли в еврейский квартал Варшавы, находящийся в центре города. Таким образом было переселено около 100 тысяч поляков, получивших взамен квартиры евреев, и около 130 тысяч евреев.

Первоначально евреям разрешалось свободно ходить по городу. Существовало лишь несколько мест, где евреям появляться было категорически запрещено. Это был так называемый «немецкий квартал», где расквартировывались немецкие военные и гражданские чиновники высшего ранга. Вход туда полякам был также ограничен – только по особым пропускам. На улицах Варшавы появились трамваи «Nur für Juden» («Только для евреев»). Такие трамваи также обозначались звездой Давида.

Уже в конце 1939 года немцами был создан так называемый юденрат (Judenrat) – еврейский совет, ставший официальным органом власти варшавского гетто. Главой этого совета был назначен инженер Адам Черняков. Этот орган под другим названием существовал и до войны, но имел совсем иные функции. Все распоряжения немецких властей отныне издавались от имени юденрата, создавая видимость неучастия самих немцев в последовательном процессе уничтожения еврейского населения.

Групповое фото еврейских полицейских

В ведомстве этого органа находилась и еврейская полиция (Jüdischer Ordnungdienst), занимающаяся поддержанием порядка на территории гетто. Первым комиссаром еврейской полиции стал Юзеф Шерынский – полукриминальный элемент, еврей по происхождению, сменивший в молодости веру на католическую и до конца жизни бывший последовательным антисемитом. Стоит отметить, что в «арийской» части Варшавы действовала собственная полиция, получившая из-за характерного цвета униформы название «гранатовой» (Policja Granatowa). В ее рядах служили поляки.

Ограничения для евреев

С начала 1940 года немцы постепенно ужесточали репрессивные меры по отношению к евреям. В январе вышло постановление, запрещающее евреям выпекать и продавать хлеб на территории гетто. Позднее этот запрет распространился на все продовольственные товары. Были заблокированы все банковские счета евреев. Был установлен максимальный размер заработной платы для евреев – около 250 злотых (буханка хлеба весной 1940 года стоила 10 злотых, а летом 1942 – 40 злотых).

Гетто было оцеплено деревянными ограждениями и колючей проволокой. В том же 1940 году евреям было запрещено покидать пределы гетто без особого на то позволения. Наказанием за нарушение данного распоряжения было тюремное заключение. Впоследствии евреям запретили пользоваться и поездами.

Варшавское гетто в мае 1941 года

Осенью 1940 года, дабы воспрепятствовать проникновению евреев в «арийскую» часть Варшавы, немцы решили огородить гетто каменной стеной высотой 3,5 метра. Руководил процессом строительства все тот же юденрат во главе с Адамом Черняковым.

Для постройки стены использовались кирпичи, полученные при разборке жилых и хозяйственных построек на территории гетто. Несмотря на то, что большое число построек в гетто было разобрано для этой цели, некоторую часть строительных материалов все же пришлось закупить у немцев, причем за деньги, собранные юденратом с самих жителей гетто. Строительством стены, под бдительным надзором польской полиции и солдат СС, занимались сами евреи.

Таким образом, по приказу (де-юре) евреев, руками евреев и на деньги евреев была возведена стена, заключившая 450 тысяч евреев на четырех квадратных километрах. В среднем на одну жилую комнату в варшавском гетто приходилось 10 жильцов. По всему периметру гетто располагалось въездные ворота, охраняемые еврейской полицией и эсэсовцами. При любой попытке несанкционированного выхода из гетто открывался огонь на поражение. Гетто перешло в автономный режим существования. Ловушка захлопнулась. В страшной тесноте и антисанитарии люди пытались выжить.

Несмотря на крохотный размер, гетто было поделено на две части – малое и большое. Между ними располагалась улица арийской части Варшавы. Первоначально между двумя частями гетто не должно было быть никакого сообщения. Впоследствии немцы разрешили построить деревянный мост, проходящий над стеной и соединяющий эти две части.

Оно же, тогда же

Социальная структура жителей была четко выражена с первого дня его существования. Элиту гетто (если такое понятие вообще уместно) составляли члены юденрата, полицейские чины, а также некоторые состоятельные евреи из числа довоенной буржуазии. Положение этих групп населения было относительно хорошим. Специально для них в гетто из арийской части привозились колониальные товары, белый хлеб, кондитерские изделия, кошерное мясо, свежие овощи и фрукты, работали увеселительные учреждения – питейные и даже дома терпения.

Чуть позднее к элите присоединилась еще одна категория людей – владельцы бюро ритуальных услуг. Этот вид деятельности был очень востребован в варшавском гетто, так как уровень смертности на переломе 1941-42 годов достиг катастрофических размеров. Главной причиной смерти был не голод, а сыпной тиф, получивший распространение из-за антисанитарии. Большая часть похорон финансировалась юденратом, так как большинство запертых в гетто людей просто не могло позволить себе оплатить их. В таком случае родственники выносили тела своих умерших на улицу.

Ранним утром по еще пустынным улицам ехало сразу несколько конных экипажей, собирая обнаженные тела умерших, одежду с которых снимали либо родственники, либо случайные прохожие в надежде продать или выменять ее на продовольствие. Нередко проходящие мимо этих обнаженных тел люди прикрывали несчастных старыми газетами. Многие люди, изнемогая от усталости и голода, падали замертво прямо на улице, но на них никто не обращал внимания – это стало слишком привычной картиной, чтобы кого-либо тронуть.

Сносным было также положение наемных рабочих, прикрепленных к работодателям на арийской стороне. Несмотря на мизерные зарплаты, они могли легально покидать пределы гетто. Такие люди имели возможность обменивать товары, имеющие какую-либо ценность, на предметы первой необходимости - продовольствие, медикаменты, средства гигиены и др. Вскоре немцы осознали свое упущение, которое многими было ошибочно принято за своего рода поблажку. Чтобы предупредить вывоз ценностей из гетто, а также проникновение продовольствия, немцы регулярно устраивали обыск нескольких случайно выбранных рабочих, покидающих либо возвращающийся обратно в гетто. В случае нахождения «контрабанды» уличенных расстреливали на месте.

Рабочие, трудоустроенные на территории самого гетто, делились на насколько категорий. Первую (высшую) категорию составляли немногочисленные представители «свободных профессий»: бухгалтеры, цирюльники, врачи, поступившие на службу к немцам. Таким людям на какое-то время улыбнулась судьба. Они жили чаще всего в отдельных квартирах, имея неограниченный доступ к таким дефицитным в гетто товарам, как хлеб, мясо и масло.

Во вторую категорию входило несколько тысяч варшавских евреев, трудоустроенных в фабриках, принадлежащих крупным немецких предпринимателям. На фабрике Тоббенса и Шульца (Toebbens und Schulz), к примеру, производилось обмундирование для немецкой армии. Также на территории гетто находилась фабрика по производству щеток с прилегающими к ней бараками для работников. Им регулярно выдавался продовольственный паек, а также жалование, хоть и совсем мизерное. Владельцы фабрик старались максимально избегать текучести кадров, так как это пагубно сказывалось на качестве изготовляемой продукции, что делало статус работников относительно стабильным.

Все вышеперечисленные категории людей имели, согласно распоряжению оккупационных властей, так называемые «рабочие карточки» (Arbeitskarte). Наличие постоянной рабочей карточки являлось большой удачей, так как только ее наличие могло обеспечить выживание в условиях ограниченного доступа к товарам первой необходимости. К сожалению, большая часть жителей гетто карточек не имела. К таким людям относился обслуживающий персонал больниц, работники детских домов и приютов для сирот (самым знаменитым опекуном одного из детских домов в Варшавском гетто был Януш Корчак – врач, публицист, бывший офицер царской армии, участник Русско-японской войны 1905 года), работники немногочисленных магазинов промтоваров, уборщики улиц и т.д. Эти люди перебивались случайным заработком, и их положение было крайне тяжелым. Работа для них служила лишь прикрытием. Их настоящим занятием чаще всего была организация нелегальных поставок дефицитных товаров в гетто.

Януш Корчак

В самом низу иерархии варшавского гетто находились так называемые «дикие люди». Так называли скрывающихся от немцев евреев, не имеющих никаких документов. При обнаружении таких людей их в лучшем случае передавали гестапо, а в худшем – расстреливали на месте.

На территории гетто находилась также знаменитая тюрьма Павяк (производное от названия улицы – Pawia). Туда свозили не только евреев, но и поляков. О кровавых расправах над узниками этого места ходили зловещие слухи.

В период с ноября 1940 по июль 1942 года от голода, болезней и в результате периодических карательных операций погибло около 100 тысяч человек. Места на переполненном еврейском кладбище не хватало даже для братских могил. Время от времени в гетто просачивалась скупая информация о поражениях вермахта на восточном фронте, что позволяло его жителям несколько воспрянуть духом.

Несмотря на ужасающие условия существования, никто всерьез не задумывался об организации вооруженного сопротивления немцам. Кроме того, оккупационным властям удалось воплотить в жизнь старый принцип – Divide et impere. Гетто представляло собой очень разобщенную в социальном отношении структуру, где каждый старался, в первую очередь, обеспечить выживание себе и членам своей семьи.

Служащие юденрата и еврейской полиции были самыми ненавистными обитателями гетто. Их привилегированное положение и косвенная связь с оккупационными властями сыграли свою роль в создании общественного мнения. Не было единомыслия и среди молодежи. Довоенные еврейские молодежные организации зачастую имели взаимоисключающие взгляды. Даже в условиях мировой войны никто из них не хотел идти на компромисс во имя борьбы с общим врагом.

Grossaktion – ликвидация гетто

Тем временем в январе 1942 года в Берлине прошла конференция, где немцами была утверждена доктрина Endloesung – окончательного разрешения еврейского вопроса, согласно которой все евреи оккупированной Европы подлежали уничтожению. Ликвидация польских евреев была признана первоочередной задачей. Таким образом, ликвидация варшавского гетто стала вопросом времени.

Первый вестником надвигающихся страшных событий в варшавском гетто был ряд на первый взгляд спонтанных карательных операций немцев. Под покровом ночи эсэсовцы входили в гетто, выводили людей из их домов и расстреливали, оставляя тела лежать на месте казни. Причем жертвами этих операций стали представители так называемой «элиты» гетто – состоятельные люди и члены юденрата, до той поры абсолютно уверенные в своей неприкосновенности. Теперь стало ясно, что никто из узников гетто не мог чувствовать себя в безопасности.

22 июля 1942 года комиссар СС Герман Голфе вызвал к себе председателя юденрата Адама Чернякова, сообщая ему о начале операции под кодовым названием Grossaktion. Голфе потребовал от Чернякова оповестить население варшавского гетто о начинающемся «переселении работоспособного населения на восток». Минимальная дневная квота переселенцев должна была составлять 10 тысяч человек, вне зависимости от пола и возраста. Значение имело лишь способность работать на благо Германии.

Из приказа о «переселении» были исключены члены юденрата, служащие полиции (на некоторое время), а также рабочие немецких фабрик, расположенных на территории гетто. Тем не менее, Черняков отказался подписывать прокламацию. Скорее всего, он догадался, что речь идет не о переселении, а об уничтожении евреев. На следующий день Черняков покончил с собой, оставив предсмертную записку, в которой написал, что не смог подписать смертный приговор своему собственному народу.

Адам Черняков

Несмотря на самоубийство Чернякова и его отказ подписать прокламацию, подготовленную немцами, акция ликвидации гетто началась без промедления, 22 июля. В первый же день на восток отправилось около 10 тысяч человек. Конечным пунктом этого «переселения» был лагерь смерти Треблинка-2, где несчастных ждала смерть в газовых камерах с последующей кремацией, но об этом было известно только самим немцам. Впоследствии дневная квота депортации дошла до 18 тысяч человек – 3 полных железнодорожных состава в день.

Селекция и погрузка людей в вагоны осуществлялась в месте, называемом умшлагплацом (нем. Umschlagplatz – «перевалочный пункт»). Селекция являлась пустой формальностью, с помощью которой немцы пытались убедить евреев в том, что их действительно везут на принудительные работы, а не в лагерь смерти. Некоторые люди, чтобы избежать депортации, специально наносили себе увечья.

Выполнение «дневных норм» депортации находилось в компетенции еврейской полиции гетто. Каждый сотрудник полиции был обязан ежедневно привести на умшлагплац определенное количество людей. В случае невыполнения дневной нормы депортации подвергались члены семьи самого полицейского. Именно поэтому приказ немцев выполнялся с особым усердием.

Первоначально главным методом были так называемые блокады: полицейские оцепляли дом либо целый квартал, врывались в квартиры, подвальные и чердачные помещения, выводя всех, кого они там заставали, на умшлагплац. За 3 месяца акции ликвидации еврейские полицейских начали ненавидеть больше, чем самих немцев. В конце августа даже такие меры принуждения перестали приносить результаты – на умшлагплац приводили все меньше людей.

Умшлагплац

Тогда немцы пошли на очередную уловку – выдачу трех килограммов хлеба и одного килограмма мармелада всем евреям, добровольно согласившимся на депортацию. Эта мера оказалась очень эффективной. Голод стал настоящим бичом для обитателей гетто. Именно поэтому перспектива получения такого большого количества свежего хлеба и мармелада после нескольких лет жизни на грани голодной смерти была сильнее страха умереть в газовой камере. «Если бы нас везли на смерть, то разве давали бы столько хлеба?!» – такое мнение бытовало в то время.

Тем временем в гетто из арийской части города стала просачиваться информация о Треблинке. Станционный смотритель-поляк, член Армии Крайовой, сообщил, что составы с людьми шли по направлению в лагерь, а возвращались пустыми. Станция Треблинка была тупиковой. Не наблюдалось также поездов снабжения с продовольствием или медикаментами. Кроме того, разведка Армии Крайовой доносила, что территория лагеря составляет всего несколько гектаров и размещение уже более 200 тысяч вывезенных из варшавского гетто (и не только) евреев не представляется возможным. Окончательно развеяли все сомнения составы, груженые одеждой и обувью, возвращавшиеся оттуда. Стало ясно, Треблинка – это лагерь смерти.

Эта новость не произвела на жителей гетто должного впечатления. Люди продолжали идти на умшлагплац в надежде получить заветные 3 килограмма хлеба. Никому не хотелось верить, что это западня. Grossaktion длилась до 21 сентября 1942 года. За это время немцам удалось вывезти в Треблинку около 270 тысяч варшавских евреев. Население гетто сократилось до примерно 70 тысяч жителей.

Мемориал в Треблинке

В последнем составе, отходящим в Треблинку, оказалось 2500 еврейских полицейских. Использовав их в своих целях, немцы решили от них избавиться, оставив в живых около 250 полицейских, которые должны были поддерживать порядок в гетто. Появилось огромное количество пустующих домов – целые вымершие кварталы. Впоследствии немцы сократили площадь гетто до его малой части, в которой находились фабрики, комендатура еврейской полиции, умшлагплац, а также здание юденрата. Никакой радости, связанной с окончанием акции ликвидации, не было: обитатели гетто прекрасно понимали, что немцы обязательно вернутся и довершат начатое.

Рождение движения сопротивления в варшавском гетто

Уже 28 июля, на шестой день со дня начала ликвидации, в гетто появилось пока еще только подобие движения сопротивления – Еврейская Боевая Организация (Żydowska Organizacja Bojowa). В нее вошли представители сразу нескольких враждующих между собой молодежных группировок: «Антифашистский блок» и «Бунд» – социалисты, «Ха-шомер ха-цаир», «Дрор» и «Цукунфт» – сионисты. Позднее к Организации присоединились и члены Польской Рабочей Партии (коммунисты), а также правые сионисты из «Поалей-Сион».

Параллельную структуру создала правая группировка «Бейтар» – Еврейский Военный Союз (Żydowski Związek Wojskowy). В ее состав входили бывшие офицеры и рядовые Войска Польского. Будучи основанным еще в октябре 1939 года, ЕВС не предпринимал никаких активных действий вплоть до момента начала ликвидации гетто. К сожалению, о роли ЕВС в восстании нет практически никаких достоверных данных. Доподлинно известно, что небольшая часть боевиков из ЕВС покинула гетто в конце апреля 1943 года. Их дальнейшая судьба остается неизвестной по сей день.

Флаг ZOB

В октябре 1942 года оформился командный состав Еврейской Боевой Организации. Во главе ее встал 24-летний Мордехай Анелевич, прибывший в Варшаву в дни ликвидации гетто. Он являлся членом сионистской группировки «Ха-шомер ха-цаир». В предыдущие годы Анелевич активно занимался созданием движения еврейского сопротивления на юге оккупированной Польши. Помимо Анелевича, в командный состав Организации входили Марек Эдельман из «Бунда», Ицхак «Антек» Цукерман из «Дрора», Херш Берлинский из «Поалей-Сион» и Михал Розенфельд из Рабочей Партии Польши. Позднее место Цукермана заняла Цивия Любеткин – представительница «Дрора».

Целью Организации было восстание в гетто и нанесение неприятелю как можно большего урона, а также ликвидация самых злостных предателей еврейского народа (речь шла о членах юденрата и сотрудниках еврейской полиции в гетто). Первоначально в состав Организации входило до двухсот боевиков, разбитых на группы по 10 человек, возглавляемых собственным комендантом. Каждая боевая группа отвечала за определенный участок гетто. Таким образом, Организация была создана, но ее члены были слабо вооружены и не обучены. Немногие из них имели за плечами службу в армии и уж совсем единицы принимали участие в военных действиях. 11 ноября Еврейская Боевая Организация была признана Армией Крайовой.

Несмотря на то, что немцы практически не показывались в гетто, доступ в него был все еще ограничен, все входы и выходы тщательным образом охранялись. Поэтому доставить оружие будущим повстанцам было очень трудным заданием. Кроме того, командование Армии Крайовой, несмотря на признание Организации, очень скептически относилось к идее передачи даже небольшой партии оружия евреям, так как восстание в гетто в любом случае было обречено на поражение. Поэтому члены Организации пытались добыть оружие самостоятельно.

Мордехай Анелевич, фото 1938 года

Для этой цели Анелевичем была создана сеть агентов на арийской стороне, в которую входили не только евреи, но и поляки. Одним из первых «разведчиков» на арийской стороне был Ицхак Цукерман. Выглядел Цукерман безупречно – светлые волосы, голубые глаза несемитской формы, маленький нос, словом, его внешность не подходила ни под один из критериев «типичного еврея». Заподозрить в нем еврея можно было лишь по его акценту – родом Ицхак был из Вильно (сегодняшняя столица Литвы – Вильнюс), а акцент виленских евреев был в ту пору легко распознаваем.

Тут у читателя может возникнуть вопрос: «А откуда немцы знали, как звучит виленский акцент?». И тут мы подходим к еще одному очень неприятному и практически неизвестному эпизоду войны – выдача польскими шантажистами евреев гестапо. Таких людей называли шмальцовниками (польск. «Szmalcownicy» – шантажисты). Во время войны такой вид заработка был очень популярен среди маргинальных членов польского общества. Вокруг гетто постоянно дежурили группы шантажистов, пытавшихся застать врасплох выбирающихся нелегально из гетто евреев. У таких людей шантажисты под страхом выдачи гестапо забирали все деньги и драгоценности.

Тех, кому нечего было дать в качестве откупа, чаще всего убивали на месте либо отводили в гестапо (за каждого выданного гестапо скрывающегося еврея причиталось вознаграждение). Когда движение шантажистов приобрело угрожающие масштабы по всей Польше, командование Армии Крайовой приняло решение выносить им смертные приговоры именем «Подземной Польши» (Polska Podziemna). Несколько сотен шантажистов было ликвидировано.

Первые акции

Итак, Антек Цукерман стал первым связным Еврейской Боевой Организации на арийской стороне. В ноябре 1942 года ему удалось получить от Армии Крайовой 10 пистолетов для боевиков из гетто. Анелевич пришел в ярость, узнав, что переговоры о поставках оружия, длившиеся несколько недель, увенчались поставкой партии в 10 старых пистолетов без амуниции. Сам Цукерман в своих воспоминаниях назвал это проявлением антисемитизма.

Поняв, что чем больший урон будет нанесен немцам, тем меньше оснований будет у Армии Крайовой для отказа в новых поставках оружия, Еврейская Боевая Организация решила действовать. Первая акция Организации состоялась еще 21 сентября 1942 года – покушение на начальника еврейской полиции Юзефа Шеринского. Исполнителем был назначен Израэль Канал. Попытка покушения оказалась неудачной: Шеринский выжил и приказал удвоить свою охрану. Подобраться к нему снова стало невозможно. Жертвой следующего акта возмездия стал заместитель Шеринского – Якуб Лейкин. На этот раз счастье улыбнулось членам Организации, и один из самых ненавидимых в гетто людей был ликвидирован 29 октября 1942 года.

Следующая акция еврейского сопротивления была проведена в Кракове 22 декабря. Ее участником был сам Антек. В кафе, где отдыхали немецкие офицеры, была брошена граната, в результате чего 10 из них погибло. Этот теракт произвел на руководство Армии Крайвой большое впечатление. Генерал Грот-Ровецкий согласился передать в гетто еще одну партию пистолетов, а также приказал одному из своих офицеров провести с членами Еврейской Боевой Организации инструктаж по диверсионно-подрывному делу. В гетто в спешном порядке готовились схроны, тайники, подземные ходы между подвалами, соединялись чердаки. Подготовка к вооруженному восстанию шла полным ходом.

Генрих Гиммлер

9 января 1943 года варшавское гетто посетил сам рейхсфюрер Гиммлер. Командующий силами СС в Варшаве полковник Фердинанд фон Саммерн сообщил своему шефу, что около 40 тысяч евреев трудятся на немецких фабриках, находящихся на территории гетто. Остальные же пребывают там нелегально. Узнав об этом, Гиммлер приказал немедленно очистить гетто от «диких жителей», а к 20 апреля, дню рождения Гитлера, сделать Варшаву «свободной от евреев» (Judenfrei).

Ранним утром 18 января 1943 года вокруг гетто стали сосредотачиваться солдаты СС. Об этом было доложено Анелевичу. Стало ясно – немцы готовят очередную акцию ликвидации. Весть об этом немедленно облетела все гетто. Улицы опустели, люди попрятались в заранее приготовленных укрытиях. Войдя на территорию гетто, немцы начали, совершенно без разбору, вне зависимости от наличия рабочих карточек, выводить всех схваченных ими евреев на умшлагплац. Началась паника.

Времени на принятие решение о начале восстания не было, и Анелевич решил на отчаянный шаг. Пользуясь всеобщим замешательством, в толпу людей, идущих к вагонам, влилась группа боевиков Еврейской Боевой Организации. И вот, на углу улиц Низкой и Заменгофа, неожиданно для немцев, боевики открыли по ним огонь из пистолетов. Сразу несколько эсэсовцев упало замертво, истекая кровью, остальные были так растеряны, что около минуты никак не реагировали на стрельбу по ним. Опомнившись, эсэсовцы открыли шквальный огонь. Начался настоящий уличный бой.

К сожалению, кроме эффекта внезапности, у еврейских боевиков не было никаких преимуществ перед немцами. Евреи, ведомые на умшлагплац, начали разбегаться в разные стороны, пытаясь укрыться от пуль. Лидер группы боевиков Мордехай Анелевич выхватил у одного из немцев автомат и, отстреливаясь, укрылся в одном из дворов на улице Низкой вместе с тремя другими боевиками организации.

Листовка ZOB

После нескольких неудачных попыток выкурить группу Анелевича из их укрытия, немцы решают поджечь дом. В пожаре погибли все его жители, однако самим боевикам удалось уйти. За этот опрометчивый шаг, стоивший жизни сотням людей, Анелевича хотели отозвать с поста командующего Еврейской Боевой Организации, но так этого и не сделали.

Стычки с эсэсовцами произошли и в других частях гетто. Евреи использовали пистолеты, ножи, самодельные ручные гранаты и даже бросались на немцев с голыми руками. Такого развития событий не ожидал никто. По официальным данным, около 14 солдат СС погибло в перестрелках с евреями. Вместо изначально запланированных 10 тысяч евреев немцам удалось вывезти в Треблинку вдвое меньше – около 5 тысяч. Еще около 1100 человек погибло в уличных боях либо в пожаре, устроенном немцами на улице Низкой.

Тем не менее, немецкое командование приняло решение прервать акцию ликвидации. Это стало первой моральной победой евреев в оккупированной Европе. Впервые, начиная с сентября 1939 года, евреи организованно взяли в руки оружие и дали отпор неприятелю.

В преддверии большого восстания в гетто

В период с 21 января по 19 апреля 1943 года Еврейская Боевая Организация стала абсолютным хозяином в гетто. Пользуясь тем, что немцы более не проводили неожиданных облав и карательных операций, боевики перешли к активным действиям. Первоочередной задачей организации являлось получение как можно большего количества оружия, амуниции, пороха, корпусов для ручных гранат и прочих вещей, необходимых при ведении уличного боя.

Уже в конце января в гетто была переброшена новая партия оружия от Армии Крайовой – 50 пистолетов и 2 винтовки. Было налажено производство ручных гранат, которых было изготовлено огромное множество. Правда, половина таких гранат давала осечку в бою. Другим грозным оружием повстанцев стали «коктейли Молотова», которые также производили в большом количестве в подвалах гетто.

После событий января в Организацию захотело вступить большое число новых членов. Анелевич был готов принять всех, но оружия катастрофически не хватало. Тогда командование организации решило провести несколько экспроприаций – забрать деньги на закупку оружия у богатых жителей гетто. Такими методами организации удалось добыть около 2 млн злотых. Жертвами экспроприаций были в основном члены юденрата и владельцы похоронных бюро.

На вокзальной площади «арийской» Варшавы, где в годы оккупации находился рынок, можно было найти продавцов, готовых продать любое оружие. Пистолет на черном рынке стоил от 3 до 5 тысяч злотых, винтовка – около 10 тысяч. Но мало было найти продавца и иметь достаточное количество денег. Важно было не вызвать у продавца никаких подозрений. Как уже рассказывалось выше, выдача поляками евреев гестапо была, к сожалению, очень распространенной практикой в годы войны. Поэтому представитель Организации должен был «хорошо выглядеть» (в то время это означало не иметь ярко выраженной семитской внешности) и говорить по-польски без еврейского акцента. Одним из таких агентов был ныне здравствующий Шимон Ратайзер, получивший прозвище «Казик». Родившийся и выросший в Варшаве, Казик, как и Антек, имел светлые волосы и «арийские» черты лица, но, помимо этого, еще и безупречно говорил по-польски.

Еврейский бункер

Помимо Казика и Антека на арийской стороне находилась целая сеть агентов Еврейской Боевой Организации. Они занимались не только закупкой оружия, но и проводили переговоры с представителями Армии Крайовой и Гвардии Людовой (коммунистическая военная формация, позднее вошедшая в состав Армии Людовой), искали конспиративные квартиры для скрывающихся на арийской части евреев.

К апрелю арийская часть Варшавы была покрыта сетью агентов Еврейской Боевой Организации. Сотни явок, пароли, сменяющиеся ежедневно (а иногда и по несколько раз в день). Казику удалось сделать вещь совершенно невозможную – найти доверенного человека… в гестапо. Этот контакт помог вытянуть из лап немецкой тайной полиции множество людей. Удалось наладить бесперебойную доставку в гетто пороха и керосина, необходимого для изготовления ручных гранат и «коктейлей Молотова», произвести несколько поставок динамита. Подкупив «гранатовых полицейских», которые за небольшую сумму готовы были смотреть в другую сторону, связные пробирались в гетто, принося необходимые боеприпасы. В конце марта боевики возрадовались: в гетто была переброшена партия винтовок, 2 автомата МP-40,а также пулемет и большое количество патронов.

Каждый дом превращался в крепость. На менее чем четырех квадратных километрах площади варшавского гетто находилось более шестисот бункеров и укрытий. Некоторые из этих укрытий могли существовать в автономном режиме на протяжении многих месяцев или даже лет. В них были собраны большие запасы продовольствия, имелся доступ к питьевой воде, проведены вентиляция и канализация, работали генераторы, вырабатывающие электричество. В таком бункере могло находиться, не мешая друг другу, около 80 человек. По системе подземных ходов можно было перемещаться в разные концы гетто, оставаясь при этом незамеченным.

И еще один бункер

Входы на фабрику щёток были заминированы. На предполагаемых маршрутах следования сил СС были расставлены пункты наблюдения и огневые точки. В подвалах и бункерах проводился инструктаж новых членов организации. Их обучали обращаться с оружием, бесшумно передвигаться, бросать гранаты из разных позиций и другим вещам, необходимым для ведения партизанской войны в условиях крупного города.

Параллельно с подготовкой к вооруженному восстанию в гетто проходила акция возмездия предателям еврейского народа. Боевики организации расправлялись с оставшимися в живых еврейскими полицейскими, проявившими особую жестокость при депортации. Их имущество и оружие конфисковалось.

К середине апреля 1943 года Еврейская Боевая Организация имела в своем распоряжении 20 хорошо оснащенных боевых групп по 10 человек в каждой. Также в распоряжении у Анелевича и его комендантов находилось около трехсот плохо вооруженных боевиков, чья роль в восстании планировалась вспомогательной, но на самом деле оказалась очень важной.

Их звездный час был близок.

КАК ВОЗНИКЛО ВАРШАВСКОЕ ГЕТТО

Одним из основных элементов идеологии гитлеровской Национал-социалистической рабочей партии с первых дней ее существования был воинствующий антисемитизм. Это евреи, по утверждению гитлеровцев, давно и небезуспешно добиваются господства над миром, это они развязали мировую войну с целью уничтожить Германию - страну, где, благодаря гениальной прозорливости фюрера, их коварные планы были разоблачены.

Захватив Польшу, немецкие фашисты принялись деятельно «спасать арийское население от еврейского засилья». На евреев надели опознавательные знаки, они были уволены из всех государственных и общественных учреждений, им запретили пользоваться библиотеками, посещать театры и кино, учить своих детей в школах вместе с детьми «арийцев», т. е. неевреев. «Арийским» фирмам было запрещено принимать на работу еврейских рабочих и служащих, еврейские предприниматели должны были уволить работавших у них неевреев. Одно за другим издавались распоряжения, запрещавшие евреям заниматься каким-либо видом ремесла или торговли, лишавшие все новые и новые слои населения средств к существованию. В частности, путем ряда ограничений евреям практически было запрещено заниматься производством и торговлей текстильными и кожевенными товарами, между тем именно в этих отраслях традиционно было занято особенно много еврейских предпринимателей и рабочих. Под корень подсекало еврейскую торговлю запрещение евреям пользоваться поездами, автобусами и трамваями.

Еще 6 сентября 1939 г., в первые дни оккупации, немецкие власти запретили какие бы то ни было сделки в отношении еврейского имущества; в начале октября того же года евреям было предложено сдать все свои наличные деньги, оставив не более 2000 злотых на человека. Вслед за тем по всей стране было проведено штемпелевание денег, так что евреям, утаившим свою наличность, пришлось обращаться к «арийцам», которые брали за услугу десять, а потом и до семидесяти пяти процентов врученной для штемпелевания суммы.

Привлекая с первых же дней оккупации жителей столицы к разного рода принудительным работам, немцы особенно грубо и жестоко обращались с евреями. Они хватали на улицах прохожих-евреев, заставляли их работать на очистке города от развалин и баррикад, перетаскивать тяжести, мыть автомашины, выполнять земляные работы. При облавах немцы старались задерживать в первую очередь хорошо одетых людей, а во время работ всячески издевались над схваченными - приказывали хором кричать: «Мы виноваты в войне», снимать на морозе перчатки и рукавицы и работать голыми руками, бегать наперегонки на четвереньках, подгоняли работающих бичами.

При появлении немецких грузовиков улицы еврейских районов Варшавы мгновенно пустели, и немцы стали подстерегать евреев в подворотнях, хватать на квартирах, на рынках, вытаскивать из трамваев (пока еще этот вид транспорта не был запрещен для евреев), ловили их во время посещения кладбища, врывались в молельни. Чтобы избежать облав, юденрат обязался регулярно посылать немецким властям нужное им количество еврейской рабочей силы.

В колоннах сформированного таким образом «трудового батальона» ежедневно выходило на трудповинность около 5-10 тысяч человек. Более половины из них не получали от немцев никакой платы, зато люди побогаче могли нанимать вместо себя «заместителей» из бедноты.

Бесчеловечность гитлеровцев, их способность попрать элементарные принципы справедливости не сразу и не целиком доходили до сознания их жертв. В начале 1940 г. кто-то, сводя личные счеты, убил в доме 54 на улице Налевки «синего» полицейского. Немцы арестовали 54 жильца дома, в том числе и детей, как «сознательных пособников убийства». Когда следствие не дало результатов, нацисты усмотрели в этом доказательство злой воли арестованных, упорно не желающих открыть истину немецким правдоискателям. Все арестованные были расстреляны, о чем было дано сообщение в печати. В те времена родственники и знакомые погибших отказывались верить, что такое возможно. Слухи о том, что немцы нарочно пугают, что все арестованные, конечно, живы, прекратились лишь с наступлением весны, когда немецкие власти распорядились извлечь казненных, зарытых в неглубоком рве, и закопать поглубже.

В трамваях и поездах немцы развешивали плакаты, изображавшие еврейских ремесленников и мелких торговцев в самом неприглядном виде: вот еврей добавляет к мясному фаршу пропущенную через мясорубку крысу, вот он грязными ногами месит тесто. Большие буквы предупреждали прохожих и пассажиров: «Евреи - вши - тиф!»

Антисемитская пропаганда не ослабевала во все время оккупации. После июня 1941 г. появились плакаты, на которых евреи гонят на фронт измученных солдат и рабочих; на других плакатах рядом с надписью «Евреи правят миром» изображался дьявол, пришпоривший земной шар.

«Еврей - твой единственный враг!» - кричали плакаты.

А, единственный!.. - восклицали поляки, сдирая эти плакаты со стен.

Однако надо признать, что эта пропаганда подчас падала на благоприятную почву. Антисемитизм в Польше издавна был силен, особенно среди мелкой буржуазии. Он еще более усилился в кризисные тридцатые годы, когда разорявшиеся лавочники и потерявшие заработок интеллигенты мечтали поправить свои дела за счет еврейских конкурентов. Правые политические группировки - при попустительстве, а то и подстрекательстве со стороны правительства - организовывали травлю евреев в широком масштабе.

Попытка проследить в деталях исторические корни антисемитизма в Польше увела бы нас чересчур далеко от основной темы. Отметим лишь основные моменты.

Недоброжелательность и ненависть к неизвестному, непонятному, чужому уходит корнями в далекое прошлое, когда для первобытной орды пределы человечества совпадали с ее собственными рамками. Первобытные люди только членов своего коллектива считали за людей, все остальные не отличались в их глазах от диких зверей. «Чужой» означал врага, его надо было убивать при первой же встрече или бежать от него. В современную эпоху такие традиции в наибольшей степени удерживаются именно в мещанской среде с ее ограниченным кругом интересов, вкусов, знаний и представлений.

Звериное отношение отдельных групп человечества друг к другу ослабевало в ходе исторического развития очень неравномерно и во времени и в пространстве. Даже в нашем ХХ веке оказались возможными дикие вспышки ненависти, сопровождавшиеся истреблением миллионов беспомощных «чужаков». Евреи не раз оказывались в этом отношении в особенно неблагоприятной ситуации. В средневековье, когда происходило сплочение народов Европы в современные нации, евреи жили рассеянно в разных странах, повсюду составляя меньшинство, повсюду резко отличаясь от основной массы населения характером своих занятий, бытом, языком и - что было особенно важно в то время - религией. Повсюду и для всех они были чужими, проклятыми Богом иноверцами. Обитателей средневековой Европы, на взгляды, нравы, быт которых наложило отпечаток натуральное хозяйство, многое отталкивало в образе жизни, внешнем облике и манерах поведения людей, принесших с собой непривычные для большинства денежные отношения и смотревших, в свою очередь, с неприязнью и высокомерием на грубых и глупых варваров. В других частях света и в другие эпохи подобное отчуждение испытывали армяне в некоторых странах Ближнего Востока, индийцы в Восточной Африке, китайцы в Индонезии и Малайе.

Во время крестовых походов евреи, напуганные усилением христианского фанатизма, хлынули из Германии в Польшу. Польские короли приняли их сравнительно хорошо, так как отсталой сельскохозяйственной стране наплыв торговцев и ремесленников с экономически развитого Запада приносил значительную пользу. В то время как немецкие горожане селились в Западной Польше, евреи заполнили города и местечки восточных районов, а также Украины и Белоруссии.

В средние века город повсеместно экономически эксплуатировал деревню, продавая свой товар втридорога, покупая у крестьян втридешева. В восточных областях Речи Посполитой крестьянину - поляку, украинцу, белорусу - противостоял горожанин-еврей. Экономический антагонизм приобретал национальную и религиозную окраску. Враждебное отношение мелкого производителя ко всему чужому было помножено на ненависть крестьянина к обирающему его горожанину. Отсюда - погромы времен Б.Хмельницкого и М.Железняка. Конечно, еврейское население городов не состояло из одних эксплуататоров, - нищета в еврейских местечках ни в чем не уступала бедности деревни. Но кого это интересовало? Крестьянин видел и чувствовал на своей шкуре корчмаря, арендатора, торговца, ростовщика, скупщика, и именно они олицетворяли в его глазах жида.

В ХIХ в., особенно во второй его половине, по всей Восточной Европе бурно развивается капитализм. В конкурентной борьбе новые промышленники и торговцы с раздражением убеждались, что издавна подвизавшиеся на этом поприще еврейские коллеги зачастую превосходят их опытом, связями, оборотливостью. В борьбе все средства хороши: новые, ломившиеся на первый план экономической жизни предприниматели стремились мобилизовать против конкурентов национальные чувства, ненависть широких масс. В период общенациональных экономических трудностей такая борьба может стать особенно ожесточенной: пожирание конкурентов представляется необходимостью.

И последнее - по счету, но отнюдь не по важности - обстоятельство: с конца XIX в., когда по всей Европе развернулось могучее рабочее и социалистическое движение, антисемитизм сделался излюбленным пропагандистским орудием капиталистов, стремившихся расколоть трудящихся, натравить их друг на друга.

В условиях экономического и политического кризиса баварские лавочники пошли за Гитлером; подобная обстановка складывалась в тридцатые годы и в Польше.

Общенародное несчастье сблизило в конце 1939 г. евреев и поляков, однако притихший на время антисемитизм стал после поражения Польши вновь поднимать голову. Антисемиты помогали немцам вылавливать евреев, уклоняющихся от принудительных работ, показывали жаждавшим пограбить немецким солдатами и чиновникам квартиры и магазины состоятельных евреев. Немцы же, в свою очередь, не стеснялись ворваться в еврейскую квартиру и, выбрав лучшее из утвари, заставить хозяина вынести все это на собственных плечах в ожидавшую у подъезда машину. На прощание от него требовали адрес какого-нибудь другого зажиточного еврея.

Услужливые доносчики показывали пальцами на евреев, осмелившихся, несмотря на запрет, сесть в поезд. Хулиганы вламывались в дома, охотились на улицах за евреями, носившими по традиции бороды и пейсы, и приводили этих несчастных к немцам, которые под гиканье и хохот собравшегося сброда срезали евреям волосы ножом, часто вместе с кожей и мясом. Матерые антисемиты, бежавшие с территорий, занятых Красной Армией, рассказывали повсюду о «еврейско-большевистских зверствах» и громко выражали надежду на то, что Гитлер отомстит евреям за все.

В феврале 1940 г. толпа в несколько сотен человек с криками: «Покончить с евреями!», «Да здравствует вольная Польша без жидов!» принялась громить и грабить еврейские жилища. На углу улиц Францишканской и Валовой евреи стали защищать ворота с ломами в руках. Один погромщик и два еврея были при этом убиты. В погроме, который продолжался несколько дней, приняли участие несколько немецких летчиков, вооруженных пистолетами.

Надо сказать, что в первые месяцы оккупации гитлеровцы порой хотели выглядеть всеобщими благодетелями. Варшавскому населению, в частности, раздавали с автомобилей, принадлежавших ведомству национал-социалистической благотворительности, бесплатные суп и хлеб, средства на которые, впрочем, брались из кассы варшавского городского самоуправления. Иногда в очередь выстраивали и евреев, чтобы заснять трогательную сцену на кинопленку, а затем разогнать ненужных более статистов. Как правило же, евреев изгоняли из очередей за супом и хлебом и даже из очередей у водоразборных колонок (когда в Варшаве были перебои с водой). В Люблине фашистские пропагандисты, откровенно презирая здравый смысл своих соотечественников, не стеснялись инсценировать для киносъемок даже «избиение евреями немцев».

Первое время, когда польское движение Сопротивления только еще становилось на ноги, случаи противодействия антисемитам были редки. В предместье Варшавы Праге один вагоновожатый, хотя ему приставили к затылку пистолет, отказался переехать положенного фашистами на рельсы еврея. На Банковской площади в Варшаве старуха-полька сказала погромщикам, что они позорят Польшу и действуют на руку немцам. Ее слова были встречены хохотом. Чаще всего поляки-доброжелатели ограничивались тем, что потихоньку предупреждали евреев о грозящей опасности со стороны погромщиков.

«Никто, - писал незадолго до гибели еврейский историк и общественный деятель Эмануэль Рингельблюм, - никто не будет винить польский народ за эти беспрерывные эксцессы и погромы еврейского населения. Значительное большинство нации и ее сознательный рабочий класс, трудящаяся интеллигенция несомненно осуждали эти эксцессы, видя в них немецкий инструмент ослабления сплоченности общества, сотрудничество с немцами. Наш упрек, однако, заключается в том, что не было отмежевания - ни в устном слове (проповеди в церквах и т. п.), ни в печатном - от сотрудничающей с немцами антисемитской бестии, что не было эффективного противодействия беспрестанным эксцессам, что ничего не было сделано для ослабления впечатления, будто все польское население, все его слои поддерживали выходки польских антисемитов. Пассивность подпольной Польши перед лицом грязной волны антисемитизма - вот что было большой ошибкой в период до возникновения гетто, ошибкой, которая будет мстить за себя на последующих этапах войны».

И среди немцев были те, кто не одобрял действия гитлеровских фанатиков-расистов в оккупированной Польше. Известны случаи, когда германские солдаты по собственной инициативе раздавали хлеб голодающим евреям, когда раненые солдаты защищали от жандармов еврейских детей, просивших хлеб возле госпиталя. Педагог, ученый и литератор, погибший, как и многие, многие другие во время оккупации, Хаим Каплан рассказывает в своей хронике о немецком офицере, утешавшем мальчика-торговца, которому солдат растоптал товар. Офицер дал мальчику двадцать злотых. Упоминает Каплан и о немецких солдатах, совершенно по-товарищески игравших в футбол с еврейскими юношами, о немецком солдате, который говорил еврею: «Не бойся меня, я не заражен антисемитизмом».

Такие эпизоды, вероятно, были нечасты, потому-то они и обращали на себя внимание. Но, во всяком случае, генерал Кюлер, командующий дислоцировавшейся на территории Польши 18-й армией, вынужден был предупредить 22 июля 1940 г. солдат и особенно офицеров, чтобы они воздерживались от критики проводимой в Генерал-губернаторстве политики в отношении поляков, евреев и церкви. Кюлер выражал опасение, что среди немецких солдат может распространиться ложное мнение о целях «вековой борьбы германского народа на его восточных границах». Он предлагал солдатам держаться подальше от мероприятий, которые партия и государство доверили в связи с этой борьбой «специальным формированиям».

Даже на верхних ступенях гитлеровской иерархии возникали подобные настроения. Советник посольства фон Хассель (впоследствии казненный гитлеровцами) в конце 1939 г. писал в дневнике о «постыдных делах, творимых СС в первую очередь в Польше… Расстрелы невинных евреев сотнями, по конвейеру». А главнокомандующий немецкими войсками на Востоке генерал-полковник Бласковиц счел нужным подать Гитлеру меморандум о том, что «перебить несколько десятков тысяч евреев и поляков, как это делается в данный момент, означает стать на неверный путь. Этим не убить в массе населения идею польского государства и не устранить евреев. Напротив, метод бойни приносит больше вреда, усложняет проблему и делает ее намного более опасной, чем это было бы при продуманных и целенаправленных действиях». В числе отрицательных последствий гитлеровской политики генерал видел, в частности, перспективу объединения поляков и евреев против палачей. Бласковиц опасался также морального разложения среди немцев. Понятно без лишних слов, что вся эта аргументация ни в малейшей степени не подействовала на главарей гитлеровского режима.

«Я знаю о критике многих мероприятий, которые ныне проводятся в отношении евреев, - говорил 16 декабря 1941 г. генерал-губернатор Франк на заседании своего «правительства". - Все снова и снова, притом сознательно - это вытекает из донесений, - говорят о жестокости, твердости и т. д. Я просил бы вас согласиться со мной предварительно в следующем: сочувствие мы в принципе можем иметь только в отношении немецкого народа и более никого в мире. Другие ведь тоже не жалели нас…" В начале 1944 г., когда почти все польские евреи были истреблены, Франк еще раз громогласно обличил тех «сердобольных немцев», которые, как он выразился, «со слезами на глазах и ужасаясь» взирают на судьбу евреев.

Не следует забывать, что от критики гитлеровских преступлений по частностям, как бы широко она ни была распространена, было еще очень далеко до решительного отрицания нацистской идеологии и политики в целом, до разрыва с гитлеризмом. Солдат или офицер, сочувствовавший в том или ином конкретном случае жертвам гитлеровского террора, продолжал, как правило, подчиняться военной и государственной дисциплине и верил в то, что сражается «за родину». Нацистские фанатики, как бы омерзительны ни были отдельные их поступки, оставались для него «нашими». Он поддерживал и защищал их как соотечественников и товарищей по оружию от посягательств «врагов», тем самым обеспечивая им возможность безнаказанно предаваться патологической вакханалии зверств. Начальник отдела труда при правительстве генерал-губернатора оберштурмбанфюрер СС Макс Фрауэндорфер, признавшийся фон Хасселю в конце 1942 г. в «безграничном отчаянии по поводу того, что он переживает ежедневно и ежечасно в Польше (…беспрерывные, невыразимые убийства евреев!), говорил, что он больше не выдержит и хочет идти простым солдатом на фронт» - т. е., по сути дела, с оружием в руках отстаивать право своих коллег по СС продолжать их дело в тылу.

21 сентября 1939 г. начальник имперской службы безопасности Рейнхард Гейдрих распорядился приступить к очистке западных областей оккупированной Польши от евреев под предлогом их участия в грабежах и партизанских нападениях. Отметив, что вопрос о дальнейшей судьбе евреев пока не решен, Гейдрих приказал в порядке предварительной меры концентрировать их в немногих расположенных близ крупных железнодорожных станций местах. Перед войной польские евреи обитали более чем в тысяче городов, местечек и деревень. К 1942 г. они были согнаны в 54 города. Предполагалось со временем переместить всех евреев как Польши, так и других оккупированных гитлеровцами стран на территорию между Вислой и Бугом. «Мы хотим, чтобы от половины до трех четвертей всех евреев оказалось к востоку от Вислы, - говорил Франк на совещании 25 ноября 1939 г. - Этих евреев мы будем прижимать всюду, где только сможем».

Одно время гитлеровцы намеревались перебросить всех евреев (после того, как они будут обобраны) из оккупированной Польши в СССР, и пока демаркационная линия между советской и германской армиями еще не определилась, еврейское население массами перегоняли на советскую территорию.

Переселенцам зачастую не позволяли брать с собой даже одеяла и посуду, их не кормили в дороге. После многодневного переезда в запертых и не отапливаемых в мороз вагонах они прибывали к месту назначения совершенно беспомощными, обессилевшими, без средств к существованию.

Немецкая администрация Генерал-губернаторства без особой радости отнеслась к этому массовому наплыву, ссылаясь на возможность возникновения эпидемий, трудности с питанием, на неизбежность волнений. Франк говорил, что вполне отдает себе отчет в неимоверных трудностях, возникающих с переездом людей без имущества, без возможности начать новую жизнь, однако подчеркивал: исходить следует только из государственно-политических соображений. «Всякое критиканство в отношении подобных мероприятий из-за каких-то пережитков гуманности или по соображениям целесообразности должно быть полностью исключено. Вселение должно состояться. Генерал-губернаторство должно принять этих людей, ибо в этом заключается одна из больших задач, поставленных фюрером перед Генерал-губернаторством».

Еще до войны гитлеровцы поговаривали о переселении евреев куда-нибудь к экватору. Летом 1940 г., после разгрома Франции, они готовы были остановиться на Мадагаскаре. Дополнительным «плюсом» такого варианта явилось бы то обстоятельство, что при подобных насильственных и поголовных перебросках больших масс населения в непривычные экономические и климатические условия значительная часть переселенцев неизбежно погибает в пути или вскоре после переезда. К тому же даже там, на другом конце света, евреи должны были остаться в пределах досягаемости Третьей империи, так как побережье Мадагаскара предназначалось для немецких военно-морских баз, внутренние же районы, выделяемые для евреев, должны были попасть под верховное управление ведомства Гиммлера.

Ход военных действий показал, что Германии еще рано думать об освоении французских колоний, в том числе и Мадагаскара. Пугали и технические трудности предлагаемой перевозки десяти миллионов человек при острой нехватке морских судов. Пришлось отказаться и от насильственной отправки евреев в Палестину (это делалось накануне войны в 1938–1939 гг.). Гитлеровские главари стали искать способ решения «еврейского вопроса» на месте. Гиммлер, со своей стороны, всегда утверждал, что всякое выселение на периферию зоны германского владычества или за ее пределы не решит проблему, но лишь отодвинет решение до того времени, когда Германия завоюет мир.

На польских землях евреям в местах концентрации сначала запретили появляться на главных улицах, потом позволили выходить из дома только на работу или на рынок, причем на рынок разрешалось ходить определенное число раз в неделю, потом - только в течение одного дня, потом - в течение лишь двух часов, потом - одного часа. Наконец евреям вообще стали запрещать встречаться с «арийцами». Возникли изолированные районы для проживания евреев - гетто. Первое такое гетто было создано 1 декабря 1939 г. в Петрокове.

Причины создания гетто гитлеровская пропаганда объясняла по-разному. Если Гейдрих приказал ссылаться на якобы широкое участие евреев в партизанских действиях против немецкой армии и в грабежах, то в других случаях заявлялось, что евреи настраивают поляков против Германии. Говорилось также, что евреев приходится изолировать и держать под строгим контролем, так как они не хотят соблюдать установленный национал-социализмом справедливый принцип распределения материальных благ. Ссылались и на то, что евреи, в сущности, всегда стремились обособиться от окружающего населения. Чаще же всего нацисты кричали, что евреи разносят заразные болезни и что только их изоляция может спасти «арийское население» от эпидемий. На самом же деле как раз переселение миллионов евреев в гетто и явилось главной причиной распространения болезней среди скученной и страдающей от недостатка пищи, топлива и одежды массы людей. Заявляя на рабочем заседании своего «правительства» 12 апреля 1940 г. о намерении очистить как можно скорее Краков от евреев, Франк отметил попросту: «Это совершенно непереносимо, что в городе, получившем от фюрера великую честь стать местом пребывания высшей имперской администрации, бродят по улицам и проживают в квартирах тысячи и тысячи евреев…»

В Варшаве городские районы с особенно высоким процентом еврейского населения (от 55 до 90 %) еще в марте 1940 г. были объявлены карантинной зоной. Местами велось возведение стен с целью затруднить сообщение этой зоны с остальной Варшавой. Предполагалось переселить затем евреев отсюда за Вислу, в район Праги. Городское управление возражало, ссылаясь на ущерб, который понесет экономика города, и отмечало, в частности, что 80 % всех варшавских ремесленников - евреи. Однако в августе последовало распоряжение поспешить и организовать гетто до наступления зимы. Не желая терять времени, гитлеровские власти остановили выбор на территории «карантинной зоны». Здесь и начали создавать гетто для «защиты арийского населения от евреев», как выражался впоследствии немецкий генерал Штрооп. 113 000 поляков и 700 фольксдойчей, проживавших до того в «карантинной зоне», выселили и на их место пригнали из других районов Варшавы 138 000 евреев. 2 октября 1940 г. губернатор Варшавы Людвиг Фишер издал специальный приказ о создании гетто; 15 ноября под страхом тюремного заключения был запрещен самовольный вход и выход из гетто. 16 ноября начальник переселенческого отдела при варшавском губернаторе Вальдемар Шен прочесал с войсками Варшаву и силой привел в гетто еще 11 130 евреев. Было опечатано 3870 еврейских магазинов и лавок.

Несколько дней перед окончательным прекращением доступа в гетто его улицы были заполнены тысячами поляков, пришедших в последний раз навестить своих еврейских друзей и знакомых. Обнимались и целовались, передавали продукты и деньги. Поляки - рабочие шоколадной фабрики «Альфа» устроили складчину для еврейского коллеги, отправляемого в гетто. Впрочем, многие польские буржуа воспользовались событиями для того, чтобы ограбить еврейских собратьев по классу. Принимая от состоятельных евреев на хранение ценности или покупая у них дома, торговые и промышленные предприятия и т. п., «арийские» компаньоны и контрагенты в 95 % случаев, как утверждал Рингельблюм, присваивали доверенное им имущество, умышленно затягивали выплату денег, нередко доносили на своих еврейских кредиторов в гестапо.

Самовольное оставление гетто каралось вначале девятью месяцами тюрьмы. Иногда нарушителей отправляли прямо в Освенцим. Евреев, обнаруженных вне гетто, при аресте нередко избивали до потери сознания. Правда, Шен заявил «правительству» Франка, что подобные меры наказания недостаточно эффективны и для надлежащего устрашающего воздействия необходимо применение смертной казни. Франк согласился с Шеном. С ноября 1941 г. немцы стали расстреливать за уход из гетто без разрешения. 8 ноября были казнены первые два нарушителя, 17 декабря - еще восемь человек, в том числе шесть женщин (одна из которых была беременна). Около 1300 задержанных ожидали своей участи в тюрьме.

Заместитель варшавского губернатора доктор Герберт Гуммель сетовал при этом на заседании «правительства» Генерал-губернаторства в Кракове, что смертные приговоры приводятся в исполнение недостаточно быстро да и выносятся не сразу после поимки нарушителей. Судебную процедуру надо освободить от излишнего формализма, говорил он. Франк просил его не горячиться, не спешить с выводами, так как грандиозная задача ликвидации евреев будет выполнена другими методами… Из книги Как перевирают историю. "Промывание мозгов" автора Нерсесов Юрий Аркадьевич

ВАРШАВСКОЕ ХАРАКИРИ Шестидесятилетие восстания в польской столице, пришедшееся на 2004 год, было отмечено столь пышно, что случайно прибывший в Варшаву инопланетянин мог бы поверить, что именно там решился исход Второй Мировой войны. Ещё круче смотрятся претензии к