25 апреля в Екатерининском зале Кремля президент России Владимир Путин наградил медалью Героя Труда пятерых соотечественников. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников выяснил у одного из лауреатов, режиссера Марка Захарова, все ли из того, о чем он мечтал, теперь у него есть.

<...> — Сорок с лишним лет я руковожу театром «Ленком»,— рассказал Марк Захаров , которому устроили бешеную овацию с криками «браво!» вторые-третьи ряды в Екатерининском зале: актеров из театра можно было приглашать почти неограниченно.— И за 40 лет у нас не было никаких чрезвычайных происшествий! Мы жили дружно, весело, интенсивно и временами талантливо…

Было полное впечатление, что театр закрывается.

— Очень бы хотел,— продолжал Марк Захаров ,— поблагодарить тех людей, которых не видно, которые за кулисами…

Я подумал, опять достанется Владимиру Путину и, может быть, Алексею Дюмину.

— Это художественная… машинная такая компания, которая нигде не обучается… Она обучается сама по себе, и они становятся выдающимися художниками по свету, по звуку, по электронике,— добавил Марк Захаров .— Это самое дорогое и прекрасное, что есть в нашем коллективе.

Буквально через минуту, когда разнесли бокалы с шампанским, я уже слышал, как Марк Захаров отчего-то оправдывался перед Владимиром Путиным:

— Неправильно меня поняли!.. Я не это имел в виду… Не чрезвычайные происшествия… А турбулентность!..

Владимир Путин, по-моему, и сейчас не понимал, но, рассеянно улыбаясь, соглашался.

Потом он отошел к другим лауреатам, а Марк Захаров подошел к Герою Труда Галине Волчек:

— А помнишь, как мы поступали в театральный?..

Они, не обращая ни на кого внимания в этой толчее, теперь вспоминали, как хотели поступить в одно училище на один курс.

— Да…— мечтательно вздыхал Марк Захаров .— Слава богу, что отвлекся…

Я спросил Марка Захарова :

— Скажите, сегодняшняя награда… Это было все, чего вам еще недостает в жизни? Или есть еще что-то?

Он, по-моему, честно задумался.

— Нет,— наконец ответил он.— Не все. Еще здоровья не хватает. А наград даже слишком много.

То есть за время этого ответа мне не удалось подобраться к нему хоть чуть-чуть ближе.

К Марку Захарову и Галине Волчек подошел мэр Москвы Сергей Собянин, и Галина Волчек стала спрашивать его что-то про театр на Чистых прудах, реконструкция которого заканчивается, и мэр попросил ее, чтобы она приберегла контрамарку на открытие, потому что он все равно придет, даже если к назначенному сроку не успеют достроить. Он же понимал, что только поэтому и успеют.

Марк Захаров долго слушал, стоя рядом, прежде чем произнести, обратившись к Сергею Собянину и даже потупив глаза:

— Сергей Семенович, когда все будет сделано в Москве, совсем все, то плиточку у нас перед театром надо бы укрепить… <...>

Елена Рыковцева: Гость сегодняшнего «Часа прессы» - это специальный корреспондент газеты «КоммерсантЪ» Андрей Колесников. И раз вы один у нас сегодня гость – можно познакомить нашу аудиторию с вами и поподробней. Предлагаю сразу два ваших описания. Одно – официальная биография с сайта журнала «Огонек», где у вас выходят колонки.

Диктор: «Андрей Иванович Колесников родился в 1966 году в поселке Семибратово Ярославской области. В 1979 году, еще учась в шестом классе, стал писать статьи в районную газету «Путь коммунизма». Стал победителем конкурса «Навстречу 60-летию СССР». Окончил факультет журналистики МГУ имени Ломоносова, год проработал в многотиражной газете «Ускоритель» Института физики высоких энергий (г. Протвино), затем в «Московских новостях». В 1996 году он перешел в газету «Коммерсант» специальным корреспондентом. Входит в так называемый «кремлевский пул» журналистов. Лауреат национальной премии «Элита», обладатель премии «Золотое перо России», номинант премии Андрей Дмитриевича Сахарова. Вместе с Натальей Геворкян, Натальей Тимаковой в 2000 году подготовил книгу-интервью с Владимиром Путиным «От первого лица». Широкую популярность завоевали книги Андрея Колесникова «Я Путина видел» (2004 год) и «Меня Путин видел» (2005 год). Он также автор таких книг, как «Первый Украинский. Записки с передовой» и кремлевских хроник «Владимир Путин. Между Европой и Азией», «Владимир Путин. Скованные одной цепью», «Владимир Путин. Равноудаление олигархов» и документальных историй «Увидеть Путина и умереть».

Елена Рыковцева: И теперь - неофициальные характеристики Андрея Колесникова. Во-первых, такой диалог я прочитала в «Живом Журнале»:

Пишет почти как Довлатов.

Увлекательно пишет, да. Только события сами по себе какие-то бестолковые.

И это тоже делает его статьи похожими на произведения Довлатова.

И теперь из пермского интернет-издания «Новый компаньон». Не пугайтесь, Андрей, очень комплиментарно, тем не менее, послушаем.

Диктор: «Он Путина видел! Причем не раз. Наблюдение за гарантом Конституции - повседневная обязанность спецкора «Коммерсанта» Андрея Колесникова. Талантливый интерпретатор, человек, через ощущения которого формирует свое восприятие первого лица страны мыслящая часть россиян, он абсолютно не поражен «звездной болезнью». Работая в «кремлевском пуле», Колесников умудрился сохранить критичное, а главное - ироничное отношение к происходящему, не утратить отстраненный взгляд, не проникнуться логикой чиновников. Его злые, безжалостные зарисовки о жизни обитателей Кремля - это не попытка доказать, что он лучше других. Это просто его видение правды. Он не кичится своей близостью к власти, не роняет как бы невзначай фразы, говорящие о том, что президент страны имеет какое-то особое отношение к нему, Колесникову. Хотя, между нами говоря, наверняка это отношение есть... Он охотно говорит про Путина, хотя, конечно, ему уже давно надоела эта тема».

Елена Рыковцева: Ну, надоела, не надоела – такая работа. И поэтому я все-таки предлагаю слушателям нашей программы звонить и задавать Андрею Колесникову вопросы, может быть, даже и про Путина. Мне самой интересно, что люди могут еще про него спросить. Мне кажется, что уже все понятно. А может быть, кому-то еще непонятно.

Андрей Колесников

Андрей Колесников: Хорошо было бы на этом и закончить.

Елена Рыковцева: На чем закончить?

Андрей Колесников: Вот я так послушал все это – взяли и закончили.

Елена Рыковцева: Нет, вы живы, Андрей. Может быть, вас даже еще и поругают. Я надеюсь, что кто-то вас читает, а если читают, значит, и поругают.

Андрей Колесников: Можете не сомневаться, конечно.

Елена Рыковцева: Я очень на это рассчитываю. Андрей, вот вам что-то еще непонятно про Путина после всего написанного?

Андрей Колесников: Да, собственно говоря, ответ, может быть, даже и предсказуемый, по крайней мере для вас, Лена. В принципе, ничего мне не понятно до сих пор. Как было непонятно шесть лет назад, когда мы начинали писать эту книжку с Наташей Тимаковой и Наташей Геворкян, так и сейчас ясности никакой особо не наступило. То есть мне иногда кажется, что прозрение, вот он какой – Путин. А потом я начинаю сомневаться в себе, в том, что я прав, я тем более начинаю сомневаться в нем. Я вдруг в какой-то момент понимаю, что человек, мягко говоря, на людях лукавит вдруг – о-па! Ну, ладно, у меня-то никаких иллюзий и не было, но, с другой стороны, как-то это странно… И вот постоянно в таких размышлениях об объекте своих репортажей я и живу.

Елена Рыковцева: И он становится все непонятнее и непонятнее. А почему он такой? Потому что его в школе КГБ научили скрывать сущность, свое «Я»? Или он просто по природе человек очень закрытый? Почему он непонятный – вам хотя бы стало понятно?

Андрей Колесников: Мне кажется, еще это «Я» мигрирует в нем самом. Мы не будем в это, я думаю, далеко уходить сейчас.

Елена Рыковцева: Почему, мы свободные люди в свободной стране…

Андрей Колесников: Да нет, может быть, и не интересны эти вот мои размышления. Но мне кажется, что вся его внешняя уверенность, которая ему очень нужна, когда он ведет войну в Чечне, когда он вел войну с ЮКОСом, вся эта внешняя уверенность очень ему нужна, потому что внутрненне он не уверен в себе. Не уверен, как, в принципе, наверное, любой человек не может быть уверен в себе по определению. И просто на этом посту это бросается в глаза, грубо говоря, мне. Это стало бросаться в глаза не сразу, но это то, в чем я уверен.

Елена Рыковцева: . В каких-то своих комментариях вы как-то сказали, что он, Путин, мог бы сделать телевидение посвободнее, но он этого делать не хочет. Каким образом он мог бы сделать его свободнее, какова методика освобождения телевидения? И почему не хочет?

Андрей Колесников: Методика освобождения телевидения очень простая. Не надо мешать просто телевидению, и все. На телевидении работает достаточное количество здравомыслящих людей, которые работали на этом же телевидении, когда оно было совсем другим. Вот президент не один раз говорил про то, что возвращение к тому телевидению, олигархическому, невозможно. Но оно и не нужно никому. Телевидение просто должно быть профессиональным, новости должны быть профессиональными, и люди, которые работают сейчас на телевидении, они по-прежнему в состоянии делать такое профессиональное телевидение. А я иногда иду по коридорам Останкино и вижу, как люди по коридорам по этим, широким, ходят, знаете, пряча друг от друга глаза. У меня такое ощущение, что им просто неловко за то, чем они занимаются, понимаете. Вот что происходит. А если им неловко, это значит, что у них мозги все-таки работают до сих пор в верном направлении, и они способны на что-то другое и хотят этого. И вот задача в том, чтобы им не мешать.

Но, действительно, господин Путин не хочет этого. Он считает, что сейчас еще общество, которым он занимается, оно пока еще не готово к такому телевидению. Он говорит: «Оно нам очень нужно, это телевидение будущего». Вот буквально завтра, еще чуть-чуть – и это телевидение будет. Надеюсь, что мы доживем до этого светлого часа.

Елена Рыковцева: То есть не созрели еще, просто не созрели для свободного телевидения.

Михаил из Москвы, здравствуйте. Андрей Колесников ответит на ваш вопрос, а потом задаст свой вопрос слушателям.

Слушатель: Добрый день. У меня к Андрею вопрос вот такого рода, по саммиту, который давно уже прошел, но все-таки он ведь был.

Андрей Колесников: Вы имеете в виду «Восьмерку»?

Слушатель: Да, «Восьмерку». Я, честно говоря, ничего не понял. Ну, приехали, поулыбались, непонятно о чем договорились. Но ведь люди же умные, они видят, что страна ввергается в пучину непонятно чего. Сам по себе Путин – средний человек. Но законы бюрократической машины безжалостны, и их эта перспектива что, не смущает, даже скажу больше, не пугает? Спасибо.

Андрей Колесников: . Я уже поработал, наверное, на четырех саммитах или, может, даже на пяти, начиная с канадского Кананаскиса, Эвиан был, потом Саванна американская, потом Глениглс, и теперь этот саммит, но я тоже не очень хорошо понимаю, зачем они собираются. То есть теоретически все легко объяснимо, и они все время это объясняют: это у нас клуб такой, мы собираемся, потому что нам надо поговорить. И вот они действительно разговаривают, и в этом польза есть для них самих. Они действительно очень много и довольно напряженно общаются как в двустороннем формате, так и многостороннем.

Елена Рыковцева: Они, видимо, просто не умеют объяснить, что это за польза. То есть она есть, но какая?…

Андрей Колесников: Я не думаю, что они убеждены, что они разошлись с пользой. Но диалоги между ними напряженные. Они разговаривают о том, о чем разговаривал господин Буш с господином Блэром, когда этот разговор неожиданно засветился.

Елена Рыковцева: Микрофон забыли отключить.

Андрей Колесников: История, ставшая очень известной. Его не то что бы забыли отключить, я видел техническую запись, и такое впечатление, что Буш задел просто локтем этот микрофон, и он его включил наоборот. А на красную кнопочку – на нее он просто не обратил внимание.

Елена Рыковцева: Ну, еще не хватало.

Андрей Колесников: Конечно, не царское это дело. Это дело Блэра было – это заметить.

Елена Рыковцева: Что и случилось.

Андрей Колесников: Да, что и произошло. Я на этом саммите был свидетелем, свидетелем уж очень косвенным, как все журналисты в пресс-центре, того, как готовилась ливано-израильская резолюция. Вот они два дня, по сути, готовили эту резолюцию. Она рождалась в страшных муках. Сначала хотели принять две отдельных резолюции – одну по истории с Палестиной, другую по истории с Ливаном. Потом часть аудитории стала настаивать на том, что это должна быть единая резолюция. Все остальное ушло на второй план. Мимоходом, просто не глядя, они подмахнули резолюцию по энергетической безопасности…

Елена Рыковцева: Ради которой, собственно, и собирались вроде бы.

Андрей Колесников: Да, про которую целый год они говорили. А потом они подписали про образование, что-то еще, выбежали на кофе, вернулись, выскочили на фотографирование, опять быстро назад. К вечеру объявили: «У нас есть резолюция». Журналистам ее раздали, мы в нее впились.

Елена Рыковцева: Представляю.

Андрей Колесников: Ну, и что толку? И где эта резолюция?

Елена Рыковцева: И где результат этот резолюции?

Андрей Колесников: Ее, кроме нас, кто-нибудь читал? Вообще, они сами про нее помнят? А это было содержанием петербургского саммита. Принятие этой резолюции – это и был главный результат Санкт-Петербургского саммита. Или что, Эхуд Ольмерт стал ей следовать или хотя бы прочитал эту резолюцию внимательно между сводками с театра военных действий и заседаний штаба? Они там стрелочками рисовали, красными и синими, план входа в Ливан – это красные стрелочки, а синие – это ливанское сопротивление. Вот чем он занимался. Ему что, было дело до этой резолюции? Да нет, конечно. Значение имеет, конечно, то, что думает про это господин Буш, вот и все, больше ничего. И приезд Кондолизы Райс ему нужен только в связи с тем, что она может ему потолковее, поподробнее объяснить, что думает про это господин Буш.

Елена Рыковцева: В общем, невидимая миру польза от этих саммитов.

Андрей Колесников: И им самим в значительной степени тоже. У меня за это время появился вопрос к слушателям. Не надоело ли вам, господа, политика? Не надоело ли вам слушать про политику, скажите честно? Радио Свобода – радио политическое. Вот не надоела ли вам радиостанция «Свобода»?

Елена Рыковцева: Очень хорошо. Елена из Москвы, здравствуйте. Спрашивайте, пожалуйста, или отвечайте.

Слушатель: Добрый день. Нет, я не буду отвечать. Если я звоню, значит, мне это интересно. Я хочу сказать Андрею, что он, я думаю, услышит много комплиментов, и я тоже очень уважаю его перо. Вопрос я хочу задать ему вот какой. Известно, что любить человечество – это очень просто. Но очень трудно любить людей. Вы человек наблюдательный, зоркий, тонкий. По вашему мнению, наш президент любит людей? Мы ему интересны?

Андрей Колесников: Знаете, очень хороший вопрос. Я рискну сказать так. Наш президент любит людей, но не всех. Мне даже кажется, что людей этих очень немного.

Елена Рыковцева: Которых он любит?

Андрей Колесников: Да. Но они, конечно же, есть.

Елена Рыковцева: А кто эти люди?

Андрей Колесников: Я вам сходу назову двух таких людей – это его дочери, конечно.

Елена Рыковцева: Ну, это мы даже не считаем.

Андрей Колесников: Он их обожает.

Елена Рыковцева: Жену вы уже не назвали, я заметила, сходу. Ну, собаку, он, конечно…

Андрей Колесников: Я видел, как он любит своих детей. Это я видел просто своими глазами. Когда мы писали эту книжку, они входят, например, в комнату, садятся напротив нас – он на них смотрит, и я вижу, как он их любит. Это впечатляет.

Елена Рыковцева: Ну, дети и собака – это мы оставляем все-таки за скобками.

Андрей Колесников: Он любит собаку…

Елена Рыковцева: А еще?

Андрей Колесников: Понимаете, мне кажется, может быть, главная проблема нашего президента в том, что для него мир именно такой: любит - не любит. Мир для него черно-белый, он делится на своих и чужих, на предателей и на людей, которым он верит. В этом мире нет полутонов никаких.

Елена Рыковцева: Условно будем считать, что те, кому он верит, он их и любит.

Андрей Колесников: Он их любит, но проблема и его, и, соответственно, наша с вами, поскольку он работает президентом, в том, что в мире на самом деле есть полутона, мир цветной, по моему глубокому убеждению.

Елена Рыковцева: А он об этом не знает.

Андрей Колесников: Он знает, конечно, знает, что есть такая точка зрения, что мир цветной. Но он не согласен с этим. Он знает жизнь, и жизнь ему подсказывает, весь его опыт, что на самом деле мир черно-белый, в нем есть свои, а есть чужие. И с каждой ситуацией можно так разобраться, и с каждым человеком можно так разобраться. Ошибки практически не прощаются. Потому что человек, допустивший ошибку, сразу становится чужим, он сразу по ту сторону баррикады, по ту линию фронта оказывается. Так было, например, с Леонидом Парфеновым. Один репортаж, один единственный репортаж…

Елена Рыковцева: Про инаугурацию?

Андрей Колесников: Нет, не про инаугурацию, а интервью с вдовой Яндарбиева, интервью с вдовой врага.

Елена Рыковцева: То есть формальный уже повод для увольнения вы имеете в виду?

Андрей Колесников: Нет, никакой не формальный. Это фактический повод.

Елена Рыковцева: Я-то считала, что там на самом деле инаугурация, а вдова – это уже так…

Андрей Колесников: Нет. У него в программе, в эфире вышло интервью с вдовой врага. И все, в этот момент он сам сразу стал врагом. А информация, журналистика никакой роли здесь уже не играют. Он просто чужой, и все, тема закрыта.

Елена Рыковцева: «Почему Путин провозгласил борьбу с бедностью основной своей задачей, а благосостояние растет существенно только у богатых?» - спрашивает Георгий из Санкт-Петербурга.

Андрей Колесников: Потому что это очень модно на самом деле, с одной стороны, потому что все международные организации этим занимаются. А во-вторых, потому что господин Путин действительно хочет побороть бедность.

Елена Рыковцева: Честно.

Андрей Колесников: Вы можете в это не верить, но, да, честно.

Елена Рыковцева: Напомню вам, уважаемые радиослушатели, что Андрей Колесников задает вам вопрос: не надоела ли вам политика? Почему вы слушаете Радио Свобода? Но я думаю, что раз слушают, значит, не надоела. Давайте зададим вопрос так: почему она вам не надоела до сих пор?

Андрей Колесников: Ну, может быть, и надоела. Я просто не хочу подсказывать ответы.

Елена Рыковцева: Так ответ как бы очевиден.

Андрей Колесников: Знаете, наркотики тоже надоедают человеку, а он все равно почему-то колется.

Елена Рыковцева: Вот так вот. Александр Васильевич из Ленинградской области, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Сначала отвечу на ваш вопрос, а потом задам свой. Так вот, относительно Путина. Я думаю, что Путина никто не знает вообще. А не хочет он свободного телевидения потому, что свободное телевидение – это умное телевидение, а ему оно совершенно не нужно, потому что станет все известно, кто есть кто.

И вы задали вопрос о политике. Политика, конечно, мне не надоела, это однозначно. Я с удовольствием смотрю все политические перепалки. Но только одна беда в том, что у нас опять же нет ни свободного телевидения, ни радио. Все каким-то образом целенаправленны и не допускают каких-то разговоров о чем-то. То есть один канал о чем-то одном не разрешает разговаривать, другой – о другом, и так далее. И вот это беда, конечно. Но я с удовольствием смотрю.

А относительно борьбы Путина с бедностью, ну, Путин борется не с бедностью, а Путин борется за то, чтобы у тех, кто наворовал все это дело, это осталось бы у них. Потому что если, например, бедность эту хоть чуть-чуть не побороть, то у них просто все отнимут.

И мой вопрос. Почти год назад Путин очень долго выступал по телевидению, он отвечал на наши вопросы. Я сделал шесть звонков. Были вопросы, были предложения и так далее. Нам сказали, что после этого, если мы не получили ответы на свои вопросы, то каким-то образом все равно отреагируют. Как будто бы ничего и не было. Так вот, как вы считаете, только мне не ответили или всем остальным тоже?

Андрей Колесников: Вы знаете, поступило же, по-моему, несколько миллионов вопросов. Ну, если вы задали шесть вопросов, то шесть уже, наверное, сложно проигнорировать. Тем более, если это были разные шесть вопросов, то они могут раствориться, но если это был один и тот же вопрос, заданный шесть раз подряд, значит, это был такой вопрос, который они хотели просто проигнорировать. И они его проигнорировали. И с этим ничего не поделаешь, потому что надо запомнить, что сила на их стороне.

Елена Рыковцева: Тем более что они не случайно радуются в каждом выпуске «Новостей»: «Поступило миллион звонков, два миллиона, три...». Чего радоваться-то? Наоборот, получается, что растворяются вопросы, что нет возможности у человека ответить на них. А они радуются.

Андрей Колесников: Становится все больше и больше вопросов, на которые не ответили.

Елена Рыковцева: Да. А радость безумная от такого количества.

Андрей Колесников: На много вопросов ведь ответить никак не получится в самом прямом эфире. Поэтому последние прямые эфиры, на мой взгляд, они очень сильно поскучнели, конечно. В принципе, это стало не очень интересно. Так же как и пресс-конференции, честно говоря, с участием журналистов. Может быть, потому что, в принципе, не только вопросы все уже понятны...

Елена Рыковцева: И отфильтрованы.

Андрей Колесников: ...но и ответы уже более-менее понятны.

Елена Рыковцева: Ответы понятны. Но вопросы все-таки, Андрей, отфильтрованы. Вот какую же мы устроили истерику, когда Пилар Бонет задала ему вопросы про ЮКОС, что-то она еще такое спросила, и - «Вот Пилар молодец!». Почему же, – она тогда спрашивала, - русские журналисты не могут задать те же самые вопросы? Чего вы тут ликуете-то?

Андрей Колесников: Все не совсем так все-таки, Елена. На пресс-конференции с участием журналистов, вот на этой расширенной, большой пресс-конференции, там сидит огромное количество журналистов, и далеко не все вопросы согласованы с пресс-службой. Там, я думаю, есть наоборот вопросы, которые нельзя проигнорировать, но их, может быть, шесть или семь. Это вопросы про пенсии, про зарплаты, про международную политику.

Елена Рыковцева: А может встать журналист и спросить: «Что же вы издеваетесь над Ходорковским в тюрьме?»? Может быть такой вопрос на официальной пресс-конференции?

Андрей Колесников: Я не знаю, что мешает людям задавать эти вопросы. Почему-то они их не задают, между прочим. Ну, вот на последней пресс-конференции были журналисты...

Елена Рыковцева: Может быть потому, что их потом не позовут, не пригласят?

Андрей Колесников: ...там были журналисты Радио Свобода, там были журналисты практически всех аккредитованных в Москве западных изданий. И они вставали со своими вопросами. Но это были очень спокойные вопросы. Я помню, как на последней пресс-конференции господина Путина в Санкт-Петербурге... ну, эти пресс-конференции тоже были по полтора часа, и все спрашивали все, чего хотели. И вот пресс-секретарь дает возможность задать вопрос человеку, который подходит к микрофону, видно, что он очень волнуется, и он говорит выразительно: «RTVi – телевидение Владимира Гусинского».

Елена Рыковцева: Уже вопрос.

Андрей Колесников: «Как вы относитесь, Владимир Владимирович, к перспективе расширения «Восьмерки»? И в каком обозримом будущем это все может произойти? Спасибо за ответ». И он садится. То есть, как вы правильно сказали, Елена, вот в самом начале это был вопрос. Все, что было дальше, вопросом не являлось. Но почему-то это ведь происходит.

Елена Рыковцева: То есть не только российские журналисты, вы хотите сказать, но и журналисты телекомпаний, не зависимых от российской власти…

Андрей Колесников: Возможность задать вопрос есть. В том же Питере вот эти ночные пресс-конференции, о которых я только что сказал, ну, каждая – по полтора часа.

Ко мне подходит недавно в Кремле уже иранский журналист, это было на встрече с Уго Чавесом, и он с большой досадой рассказывает: «Я не смог задать вопрос Путину на этом саммите. Потому что два раза пресс-секретарь показывал на меня и говорил: «Вот этот господин в костюме и в красном галстуке». И тут же вскакивают двое в красных галстуках, и им несут микрофон. И я не задал вопрос». Я ему говорю: «Ты бы галстук поменял на следующую пресс-конференцию, и надел бы такой галстук, например желтый, который вряд ли встретится у других».

Елена Рыковцева: Конкуренции не будет, да.

Андрей Колесников: «Готовиться надо к таким пресс-конференциям и все».

Елена Рыковцева: «Мужчина в шляпе», например.

Андрей Колесников: Всегда есть возможность задать вопрос. Другое дело, что вот сейчас говорят: «Никто не спросил про ЮКОС». Чего, не понятно что ли, что он ответит про ЮКОС? Да у него всегда готов ответ, и два варианта ответа, и три варианта ответа на вопрос про ЮКОС, про Ходорковского. И что, он Пилар Бонет не ответил на эти вопросы? Что, это было очень интересно? Это стало событием в общественной жизни страны что ли?

Елена Рыковцева: Событием стало только то, что она решилась задать вопрос про положение Ходорковского в тюрьме, что вот человек уже сидит, а его продолжают там гнобить.

Андрей Колесников: Да. Если я не ошибаюсь, она задавала этот вопрос... это было, наверное, перед саммитом, и вот в таком режиме, где...

Елена Рыковцева: Нет, перед какой-то его поездкой. Это была встреча с испанскими журналистами.

Андрей Колесников: Да. И там был формат такой, когда вообще очень комфортно задавать вопросы, когда вообще никто не мешает.

Елена Рыковцева: Понятно.

Андрей Колесников: И Пилар Бонет, вообще-то, молодец. Она встает и все крушит на своем пути. Я смотрю с гордостью за Пилар Бонет.

Елена Рыковцева: То есть вы считаете, Андрей, если подвести итог вашему монологу про процедуру задавания вопросов, что все-таки, скорее, сами журналисты российские не решаются задать вопросы президенту, которые были бы ему неприятны? Это не пресс-служба фильтрует вопросы и говорит, что «вот лучше бы нам про Ходорковского не задавать...»?

Андрей Колесников: Да. Я, Елена, все это к тому, что мир не является черно-белым.

Елена Рыковцева: Что бывает все-таки и так, и так.

Андрей Колесников: Конечно. Я вам сказал, что пресс-служба взаимодействует с журналистами, и какая-то часть вопросов, на самом деле небольшая, является, на мой взгляд, согласованной. Но журналист всегда имеет возможность рано или поздно... вернее, президент имеет возможность получить от журналистов вопрос, которого он не ожидает.

Елена Рыковцева: И который ему неприятен и неудобен.

Андрей Колесников: И который ему неприятен.

Елена Рыковцева: Но при этом журналист, который задает этот вопрос, притом, что он знал, что от него этот вопрос не ждут и не очень хотят, он же рискует на следующий год остаться без этой пресс-конференции, без приглашения на нее. Ему нужно выбирать.

Андрей Колесников: Понимаете, это тоже сложно. Каждый день что-то происходит...

Елена Рыковцева: В вашем поле вы же тоже можете нарушить правила игры. То есть вы этого не делаете, но вы можете нарушить.

Андрей Колесников: Почему?

Елена Рыковцева: Вот вам говорят: «Ночная пресс-конференция. Эти три вопроса для печати, а эти два – не для печати». И если вы выносите ответы Путина «не для печати», наверное, с вами не будут поступать дальше так уж хорошо. Поэтому вы соблюдаете эти правила игры.

Андрей Колесников: Во-первых, никто толком не знает, я настаиваю на этом, этих правил. У каждого, я думаю, есть свое представление об этих правилах.

Елена Рыковцева: Почему? Вы сами говорили о том, что у вас есть правило не писать о том, что происходит в самолете, например. Какой-то свод правил есть.

Андрей Колесников: Об этом я и хочу сказать. У каждого есть свое представление об этих правилах, в том числе и у меня. Вот у меня есть одно-единственное правило, о котором вы уже сказали. Вот я однажды согласился с тем, что вот о том, что происходит на борту передового самолета, которым мы летаем, мы не пишем, потому что это внутреннее дело самолета. Но, понимаете, о таких вещах договариваются на берегу. Там не происходит вообще ничего такого, о чем бы с точки зрения журналистики, которой я занимаюсь, вообще стоило бы писать. Это абсолютно бытовые вещи командированных людей. Но в этом даже есть и здравый смысл. Здесь нет предмета описания для журналиста, потому что есть...

Елена Рыковцева: Но мы сейчас говорим только о том, есть уговор или нет уговора. Уговор есть. Есть ли что писать или нечего писать, но уговор есть.

Андрей Колесников: Вот в этом смысле есть правило, и вот это то, что для меня существует. А никаких других правил для меня не существует. У других людей, может быть, есть какое-то другое представление об этих правилах. Вот это правило, действительно, я тогда не нарушаю. Но, может быть, в голове у пресс-секретаря президента совсем другой свод правил, и по его представлению, я его нарушаю постоянно. И в этом смысле мы находимся в постоянном противоречии. И это действительно так. И сейчас складывается такое впечатление, что все уже махнули на меня рукой с некоторого времени.

Елена Рыковцева: То есть вы уже «в законе».

Андрей Колесников: А еще года полтора-два назад у меня после каждой заметки были тяжелые, какие-то безнадежные разговоры с ним. Мы спорили. Постоянно с чем-то люди не соглашаются. Но они не носили критического характера: «Все, следующее мероприятие ты пропускаешь». Но говорили так: «Андрей, ты не прав. Все совершенно не так». Но с этим можно спорить. Это нормальный, в принципе, рабочий режим. Но вот если ты неправильно процитировал Путина, вот тогда он к тебе приходит с торжествующим видом и говорит: «Все, наконец-то, ты сел в лужу».

Елена Рыковцева: «Наврал – получи».

Андрей Колесников: Я говорю: «И что?..». «Пишите опровержение». Поэтому с этим надо быть осторожнее. Но они сами облегчили жизнь, когда стали очень оперативно давать стенограммы на «Kremlin.ru».

Елена Рыковцева: Да-да.

Андрей Колесников: Правда, очень часто не успеваешь этим все-таки воспользоваться, потому что в тот момент, когда пишется эта стенограмма, ты пишешь заметку в газету, но время от времени...

Елена Рыковцева: ...можно поглядывать.

Андрей Колесников: Да.

Елена Рыковцева: Хорошо. Мы заканчиваем профессиональную часть разговора и переходим к звонкам и вопросам слушателей.

Петр Михайлович из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. А я как раз хочу немножко продолжить профессиональный разговор.

Елена Рыковцева: Ну, хорошо. Ваше право.

Слушатель: Когда Андрею окончательно надоест политика, он может сходить в бывшую «Ленинку», в спецхран и посмотреть газету «Der V?lkische Beobachter». Вот там есть замечательные уроки журналистки.

Андрей Колесников: А мы проходили газету «Der V?lkische Beobachter» на журфаке, я помню.

Слушатель: Значит, вы могли видеть. Вот я очень хорошо помню, когда смотрел, то я поразился вот чему. Репортажные фотографии – тогда никаких компьютеров не было, подделывать было невозможно, 30-е годы – левая колонка: Германия - улыбающийся фюрер, улыбающиеся дети, замечательная природа Германии, все такие добрые, мягкие, пушистые, а в правой колонке – Англия – чопорные лорды, нищие окраины шахтерских городков, копошащиеся в грязной земле дети и так далее. Политика – это жизнь людей. Надоесть она может только обитателям Рублевки.

Елена Рыковцева: Спасибо, Петр Михайлович. Нина Сергеевна из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Добрый день. Андрей, я по сравнению с вами, наверное, в два, а может быть, и в три раза старше вас.

Елена Рыковцева: В три раза – это, Нина Сергеевна, уж слишком.

Слушатель: И я занималась всю жизнь наукой. И я с трех лет, можно сказать, знаю, что такое радиоволна. Меня отец научил, когда он делал... мой отец был связистом в армии, хотя был управляющим Госбанком. И уже тогда, еще в 1943 году, мы слушали Радио Свобода... нет, Радио Свобода, по-моему, где-то в 1946 году появилась. И вот с тех пор то Би-Би-Си, то «Голос Америки», в том числе и Радио Свобода. Я и английский выучила из-за этого. Я отвечаю на первый вопрос, что Радио Свобода – это возможность сейчас позвонить и хотя бы с вами пообщаться.

А пока занималась наукой, меня выносило в эту политику совершенно без моего желания. И, кстати, к Путину я имею прямое отношение. Потому что в прошлом году вышла статья, возможно, она вам попадалась, она вышла в журнале «Все ясно» по моим материалам, хотя у меня материалы на Путина... ну, я веду дневники, и я занимаюсь катастрофами. И у меня там катастрофы социальные, природные, техногенные – все. И я нашла им общее объяснение. Я занимаюсь пульсом Земли.

Андрей Колесников: И мы тоже... в газетах.

Слушатель: Так вот, появилась статья, как планета управляет Путиным. Я хочу сказать, что Путин очень предсказуемый, что у него совершенно отсутствует иррациональность, абсолютно.

Андрей Колесников: Вот если Путин предсказуемый, то что он будет делать завтра, скажите, пожалуйста?

Слушатель: Предсказуемость там полнейшая, и это уже не интересно.

Андрей Колесников: Что он будет делать завтра, уже не интересно, понял.

Слушатель: А почему он предсказуемый, потому что отличить нуклоны от нуклеотидов для него слабо, можно сказать.

Андрей Колесников: Вы знаете, вот у меня даже нет уверенности в том, что господин Путин, если его спросить, не начнет подробно, внимательно глядя на вас, рассказывать разницу между нуклеотидом и нуклоном.

Елена Рыковцева: Начнет. Вопрос в том, что будет рассказывать. Но то, что начнет, это стопроцентно.

Андрей Колесников: И вы удивитесь, какая разница между ними.

Елена Рыковцева: Так, мы продолжаем читать вопросы слушателей, которые приходят на пейджер. Ирина Волкова пишет: «Андрей, примите комплименты от женщин. Вы – просто прелесть! И если можно, вопрос по итогам года. Как вы думаете, можно ли употреблять слово «редиска» в отношении хотя бы участкового или начальника ЖЭКа?». Я не знаю, кто употреблял это слово «редиска». Ирина, вы хоть бы объяснили...

Андрей Колесников: Если я ничего не путаю, то господин Путин однажды высказался...

Елена Рыковцева: И это хорошо, что он так сказал?

Андрей Колесников: Понимаете, это трудное детство господина Путина, и ничего с этим не поделаешь.

Елена Рыковцева: Ну да. Ирина, уж поймите его.

Андрей Колесников: Вы не представляете себе, какое количество людей с большим подъемом встретили вот это слово, когда его услышали. И на сколько, я думаю, пунктов подрос его рейтинг между прочим.

Елена Рыковцева: Вот-вот.

Андрей Колесников: Потому что это наш президент, что называется…

Андрей Колесников: …Он такой же, как мы.

Елена Рыковцева: «Господин Колесников, литературный язык у вас неплохой, но быть хронологом у президента Путина чести никому не доставит. Господин Путин для меня лично серый и незначительный. Мелкий гэбэшный чиновник волею случая оказался на посту президента. И его добрым словом не вспомнят», - пишет Олег Борисович. Тут написано: «Его добрым словом вспомнят», - но я думаю, что просто неправильно записали. Наверное, «не вспомнят», по логике выступления.

Андрей Колесников: Даже можно быть совершенно в этом уверенным.

Елена Рыковцева: Что не вспомнят добрым словом?

Андрей Колесников: Что так было написано. Понимаете, каким словом вспомнят, это проверяется же экспериментальным путем. Предположения по этому поводу могут быть любые.

Елена Рыковцева: А вот насчет того, что «хронологом быть мало чести»?

Андрей Колесников: Понимаете, может быть, и мало чести. Вы думаете, я буду с этим спорить? Я не буду спорить. Просто у меня сейчас работа такая. Она скоро закончится у меня, наверное. Будет какая-то другая. Я буду хронологом чего-нибудь другого.

Елена Рыковцева: Действительно. Вы верите, что вы станете хронологом кого-то другого? Есть перспектива, что поменяется президент.

Андрей Колесников: Нет, я сказал «чего-то другого». И это отдельный разговор, чем я там дальше собираюсь заниматься...

Елена Рыковцева: Вы сейчас нам скажите, поменяется ли президент России в 2008 году или нет? Скажите нам точно.

Андрей Колесников: Конечно, поменяется. У меня в этом абсолютно нет никаких сомнений. Так же как и в том, что четыре года спустя господин Путин попытается вернуться.

Елена Рыковцева: В 2012 году.

Андрей Колесников: Да. Собственно говоря, человек уходит, чтобы вернуться.

Елена Рыковцева: А про реку, в которую два раза не стоило бы...

Андрей Колесников: Но это уже будет совсем другая река. Мне кажется, ему не нужно менять Конституцию ни в коем случае, и он не хочет менять. Потому что она ему нужна такая, какая она сейчас есть. Это грубый арифметический подсчет. Если он сейчас остался бы, то он бы нарушил Конституцию, поругался бы со всем миром, «железный занавес» - обстановка непростая.

Елена Рыковцева: Так еще бы и не имел права уже на 2012 год, получается, к тому же.

Андрей Колесников: Плюс всего четыре года. А здесь ты четыре года отдыхаешь спокойно...

Елена Рыковцева: Набираешься сил.

Андрей Колесников: ...но при этом основные направления курируешь.

Елена Рыковцева: Держишь руку на пульсе.

Андрей Колесников: Да. Ты все-таки следишь за происходящим по газетам. А через четыре года еще на восемь лет приходишь. Вместо четырех ты получаешь восемь, а по времени, я вдруг подумал об этом, это получается, ну, целая жизнь поколения людей – вот моя, ваша.

Елена Рыковцева: Это несправедливо, конечно.

Андрей Колесников: Это будет 16 лет при Путине. Плюс еще четыре года, где он тоже будет незримо присутствовать.

Елена Рыковцева: И люди даже не поймут, как бы им жилось с другими президентами, не будет возможности сравнить, проверить. Это несправедливо, нечестно.

Андрей Колесников: Да. В этом смысле ситуация как с Брежневым будет.

Елена Рыковцева: Да. Не надо.

Андрей Колесников: 20 лет, получается, причем не самых плохих.

Елена Рыковцева: «Скажите, пожалуйста, когда вы еще в Ярославле работали в газете «Путь коммунизма», о чем вы писали, ваша основная идея?», - спрашивает Раиса Николаевна из Москвы.

Андрей Колесников: У меня была основная идея – окончить среднюю школу. Я начал этим заниматься в 6-ом классе. И писал на самом деле про свою школу. Политикой я тогда не занимался все-таки. Писал всякие... Ну, это длинная история. Но мне, что называется, не стыдно ни за одно слово, которое я написал в газете «Путь коммунизма».

Елена Рыковцева: «Сказать, что политика надоела, это еще ничего не сказать. Но куда от нее денешься?.. Придется не слушать Радио Свобода, «Эхо Москвы» и не читать «Новую газету». Но это невозможно!- пишут Майоровы.

«Господин Путин любит всех людей, с которыми ходил в разведку, в питерский институт и на территории ГДР. Гораздо меньше он любит тех, с кем работал в собчаковской мэрии. Возможно, он их совсем не любит, но прогнать не может, видимо, потому что они о нем что-то не то знают», - так считает Антон. Это его версия.

Андрей Колесников: Молодец, Антон! Кроме последней фразы... Да может. Не по этой причине они работают, не потому, что они его держат на коротком поводке. Совсем, конечно, не по этому. Все, Антон, сложнее. А так вы абсолютно правы.

Елена Рыковцева: Мы слушаем Андрея из Москвы.

Слушатель: Добрый день. Андрей, скажите, пожалуйста... Ну, у каждого своя Америка, своя Россия, свой Путин. И, естественно, что ни человек, то своя точка зрения. Лично мне представляется, хотя я не претендую на истину, Путин достаточно посредственным, действительно, как многие говорят, и очень закомплексованным человеком. В частности, свидетельствуют в пользу такого мнения два заметных факта из его биографии.

Первый – это срыв, когда на какой-то вопрос Лорана Заккини где-то в Европе он пригласил его в Москву на проведение специфических операций на гениталиях.

И второе – это когда он, пролетая на какую-то конференцию (возможно, вы его сопровождали) куда-то в Юго-Восточную Азию, исламскую, заскочил на открытие Чеченского конгресса. И вот это почему-то потом мало отмечалось и обсуждалось. А мне кажется, что это было достаточно важное заявление. Он туда пришел и там какую-то короткую, сумбурную речь сказал под вечер и в сопровождении автоматчиков, сидя между Кадыровым и их президентом. Он сказал следующую фразу: «Россия всегда была, есть и будет (я буквально очень близко к тексту цитирую) опорой исламского мира в его борьбе на международной арене». У многих сидящих там в два ряда чеченцев челюсти отвисли, когда он это произнес. Это прямо было видно по телевидению.

Андрей Колесников: От радости.

Слушатель: Возможно.

Елена Рыковцева: Андрей, у нас секунда, одно слово есть у вас какое-то, любое?

Андрей Колесников: По этому поводу?

Елена Рыковцева: Да, давайте по этому поводу.

Андрей Колесников: По этому поводу у меня нет комментария, потому что я на этой встрече не был.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это программа «Бла-бландинки». Мы начинаем. Ольга Данилевич.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Катерина Звягинцева.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: У нас в гостях…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Ох! Ох! Вы готовы? Мы же утром вам сказали, что вы должны быть к этому готовы. У нас в гостях журналист кремлёвского пула, главный редактор журнала «Русский пионер», исполнительный директор «Коммерсантъ Холдинга» Андрей Колесников. Здрасьте, Андрей.

А.КОЛЕСНИКОВ: Здрасьте.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Все правильно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет. Ну как это может быть все правильно? Я не исполнительный директор уже. Просто все очень быстро меняется. Если я не ошибаюсь, сейчас это называется заместитель гендиректора.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Заместитель гендиректора.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да разве это важно?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Конечно. Замгендиректора, прям написали себе.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я от вас не ожидал.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Директора.

А.КОЛЕСНИКОВ: Это даже для меня неважно.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А что из этого важнее всего?

А.КОЛЕСНИКОВ: Важнее всего, конечно, не побоюсь этого слова, спецкор газеты «Коммерсантъ».

О.ДАНИЛЕВИЧ: «Коммерсантъ» всё-таки, даже не «Русский пионер». Знаете, почему мне казалось, что русский «Пионер» будет? Потому что вы в соцсетях у себя пишете «главный редактор журнала «Русский пионер».

А.КОЛЕСНИКОВ: Я так не пишу.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У вас в Twitter так. То есть там нет никакой привязки к «Коммерсанту», нет к пулу привязки.

А.КОЛЕСНИКОВ: Потому что это Twitter, созданный «Русским пионером», а не «Коммерсантом».

О.ДАНИЛЕВИЧ: То есть это Twitter не ваш личный?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет. Здесь, например, сидит рядом пиар-директор «Русского пионера» Даша Донскова.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Которая потирает руки довольная.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да. Потому что уже говорят, все уже говорят две минуты про «Русский пионер». «Русский пионер» создаёт Twitter главного редактора. Это мой Twitter, но создаёт его «Русский пионер».

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Десять раз произнесли «Русский Пионер». Хорошо.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну вы меня вынудили. А я же начал с «Коммерсанта».

О.ДАНИЛЕВИЧ: Красиво-то все было.

А.КОЛЕСНИКОВ: Мы договорились, но нет. Конечно, важнее всего - газета «Коммерсантъ», как бы ни было трудно это услышать, если бы даже это слушал кто-то этим субботним днём из сотрудников «Русского пионера». Все остальное тоже очень важно, но не настолько. Даже то, что я работаю, как вы сказали, первым пунктом вы вообще назвали «журналист кремлёвского пула».

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я расставила приоритеты так, как я считаю нужным.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну это не так тоже. Это ещё одна ошибка ваша, в одном предложении их уже две из трёх фактов.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Кажется, придётся писать заявление после этого эфира.

А.КОЛЕСНИКОВ: Потому что я не журналист кремлёвского пула, я журналист газеты «Коммерсантъ». Это тоже очень важно. Как в одном фильме некоторое время тому назад было, он назывался «Человек Путина», я не «человек Путина», я человек «Коммерсанта». Это очень важно для меня. Главное, что это так и есть, это на самом деле так.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Но вы же входите в кремлёвский пул.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я вхожу в кремлёвский пул. Но если мы говорим, кем я себя считаю, я себя считаю спецкором газеты «Коммерсантъ» в первую очередь. И в рамках работы в газете «Коммерсантъ» я работаю в кремлевском пуле. Когда работы в кремлевском пуле нет, грубо говоря, а иногда есть, но я считаю какую-то другую работу более важной, я занимаюсь ею. Например, два раза в год, как правило, много последних лет…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Мы вас спросим про Олимпиаду ещё.

А.КОЛЕСНИКОВ: …я работал спортивным журналистом и работаю.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Возвращаясь к нашему вопросу, что считаете важнее вы. В общем, моё представление было только в части замгендиректора неправильным. Потому что это не некорректно говорить «журналистом кремлёвского пула».

А.КОЛЕСНИКОВ: Договорились.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Я контакты назову. +7-925-88-88-948 - это смс-сообщение, govoritmskbot - это Telegram. Звонки мы традиционно не принимаем. Twitter govoritmsk, наш Instagram - bla_blandinki.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я зацепилась и хочу у вас спросить. Вы говорите, что когда считаете другую работу, в «Коммерсанте», важнее, чем, например, что-то в пуле, то, собственно, делаете то, что считаете нужным. А как воспринимаются какие-то отказы? Вот куда-то летит Путин. Вы можете отказать, не поехать? И как это происходит вообще?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я же не Путину отказываю.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я понимаю, но вообще, как это происходит и как это воспринимается?

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну, конечно. Слава богу, вокруг нормальные, я бы сказал, приличные люди. Ещё раз могу повторить, это только часть моей работы. Она подавляющая часть, это правда, но все все понимают. Например, на чемпионате мира я тоже работал спортивным журналистом, а части светским хроникером. Я считаю, что был создан некий даже новый жанр, вот на границе светской хроники, спортивного репортажа и ещё чего-то такого, что я сейчас даже сформулировать не могу. Я, короче говоря, во время чемпионата мира писал про все игры сборной России, не только сборной России, ну и, наверное, у меня были для этого какие-то возможности, которых не было у тех же спортивных журналистов и светских хроникеров. Поэтому все получалось.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вымотал вас чемпионат мира? Потому что мы-то здесь отдыхали, а вот люди, которые были, скажем так, в полях, на стадионах, мне кажется, они очень подустали за месяц.

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет, это не совсем так. Ну, конечно, подустали. Но вы спросите потом у них, было ли это лучшее время в их жизни.

О.ДАНИЛЕВИЧ: И они скажут: да.

А.КОЛЕСНИКОВ: И если они будут с вами искренни, они наверняка это скажут.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А для вас это лучшее было время?

А.КОЛЕСНИКОВ: Это очень хорошее время было. Я не знаю, наверное, нужно работать в таком, практически ежедневном режиме, чтобы такое говорить с уверенностью. И нужно ещё не ненавидеть футбол, его нужно любить.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Слушайте, даже те, кто его не смотрели, такие, как я, в этот месяц смотрели все. Мне казалось, что в Уругвае в принципе не бывает футбола, а вон, что выясняется.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ладно, Уругвай. Хорватия.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Все вдруг полюбили футбол. Но всё-таки я вас не к футболу, а вот к этому всему…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Праздник закончился, начались грустные времена.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Да. Примерно год назад, наверное, вы говорили, что вы для себя не исключаете в отношениях России и США аж ядерной войны, и говорили вполне серьёзно, что это не информационная война, а настоящая третья мировая. Я потом вам напомню, если хотите, где это было.

А.КОЛЕСНИКОВ: Там был более сложный контекст.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Возвращаясь к теперешним событиям, теперешним санкциям новым и всему остальному. Вы скорее думаете, что таким образом мы как раз приближаемся к этой войне или это все свидетельство, скорее, того, что никаких серьёзных боевых действий не может быть, это будет только информационная война, если будет или, может, есть уже.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ситуация проще не становится. За год, по крайней мере, про который вы говорите, она, конечно, стала только сложнее. Она будет ещё больше усложняться. Мне, я думаю, как и вам, очень трудно представить, что дело может дойти до ядерной войны. Но послушайте, ничего нельзя вообще исключать уже, это правда. И за этот год ещё меньше стало можно исключать. Если на днях буквально премьер-министр, ещё до своей спортивной травмы, про которую сейчас с таким увлечением все говорят, он говори, что Росся, если что, ответит. Если список санкций, который предполагался и не состоялся в том объёме, в котором предполагался…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Говорят, что будет не одной волной просто.

А.КОЛЕСНИКОВ: …будет утверждён, то Россия ответит на это экономическими методами, политическими методами и иными методами. Это целый день транслировали все телеканалы. И никто, между прочим, не спросил, что за иные методы. Хотя, мне кажется, очевидно, что в этом случае это такой крик отчаяния. Это вообще, на мой взгляд, в качестве ультиматума первый раз было произнесено после, я не знаю, после Хрущева, после карибского кризиса.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А могут быть эти «иные методы» что-то другое.

А.КОЛЕСНИКОВ: И произнесено было спокойно, уверенно, с достоинством, со знанием того, что Россия и правда может это сделать. Конечно, ничего нельзя исключить.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Путин говорит, политические…

А.КОЛЕСНИКОВ: Медведев.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Пардон. Политические, экономические, иные методы. Иными методами как раз могут быть какие-то информационные. Почему военные-то обязательно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Потому что все иные методы уже были использованы. Когда с таким нажимом это произносится, понятно, что подразумевается. Других аргументов, у России, видимо, в такой ситуации не осталось.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У вас остаются какие-то надежды на то, что все это полюбовно как-то урегулируется?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Второго пакета не будет санкций и так далее.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я присутствовал, так сказать, на встрече…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В Хельсинки.

А.КОЛЕСНИКОВ: «На встрече Путина и Трампа» это сильно сказано, скорее, присутствовал на пресс-конференции.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Встреча-то была закрытой.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну там было начало встречи, на которой мы тоже присутствовали, там было много интересных моментов. Но дело не в этом. Я присутствовал, скажем, на этой пресс-конференции. После того, как господин Трамп вернулся, понял, что договориться нам сейчас, пожалуй, не удастся, не получится. Потому что не может человек по возвращении так менять показания, как Трамп это сделал. То есть он сначала на пресс-конференции говорит, «ну да, я верю и своей разведке, и я верю и Путину». Потом он вдруг утверждает, «да я на самом деле разве такое говорил? Я просто оговорился насчёт того, что я верю в Путина». Это означает такое давление, которое он сразу по возвращении стал испытывать абсолютно со всех сторон, что он вынужден был произнести это, понимая, что он покажется совершенно жалким в этой ситуации. А он все равно это произнёс. Это значит, что он не может повлиять на ситуацию, даже если и хочет. Мы же видели этого доброго и справедливого Трампа на этой пресс-конференции, любящего Путина Трампа. И мы видим, какая истерика с тех пор продолжается. Вчера сенатская комиссия США потребовала же расследования и полного доступа ко всем форматам переговоров.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Может ли быть такое, что Трамп вышел после разговора с Путиным, собственно, и вот тогда начал менять показания, что довлеет над ним не Сенат и вообще не Штаты, а, собственно, Владимир Владимирович. Пока с ним разговаривал, довлел.

А.КОЛЕСНИКОВ: Жизнь, повторяю, показывает, что не довлеет. Довлеть может, так сказать, во время пресс-конференции только. Что это? Эффект личного присутствия?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Читала несколько экспертов, говорят, что импичмент Трампу грозит в скором времени.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну он грозит с самого начала, с момента инаугурации.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Здесь прям совсем плохо, эти обложки все посмотреть, то «тонет» Трамп.

А.КОЛЕСНИКОВ: Импичмент, мне кажется, непростая история. Не знаю. Мне кажется, большая часть Соединенных Штатов на самом деле сейчас очень увлечена Трампом. Такого рассвета, внутреннего экономического бума, бума настроений инвесторов, который сейчас в Соединённых Штатах, не было много лет, может даже много десятков лет. Я думаю, что большая часть, в том числе и элиты, сейчас не хотела бы импичмента Трампа. Мы не говорим про простой народ, который не разочаровался, совсем не разочаровался в Трампе.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Скажите, возможна ли та встреча, о которой говорил, в том числе, на саммите БРИКС (точнее, после) Владимир Путин, что он готов лететь в Вашингтон, он готов принимать Трампа в Москве. Эта встреча вообще нужна? Или это сейчас бесполезно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я думаю, в ближайшее время этого не будет. Хотя они же, если я не ошибаюсь, должны пересечься на саммите стран АСЕАН в Сингапуре, а это совсем скоро.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Должны.

А.КОЛЕСНИКОВ: Значит, будет такая встреча. Но мы видим, что никакого решающего влияния на мировую политику эти встречи всё-таки не производят, хотя, с другой стороны, конечно, наивно было бы думать, что после одной такой встречи мир никогда не будет прежним, как говорится. Эти встречи имеют и отдаленный результат. Есть договорённости и их больше, чем всего остального, которые являются непубличными, которые имеют отдаленный результат. Нам остаётся только догадываться, о чем они на самом деле договорились. Я думаю, что и сенатская комиссия в Штатах, и все остальные комиссии испытывают нехорошее возбуждение по этому поводу именно потому, что не понимают, о чем они могли на самом деле договориться. И не исключено, что все равно Трамп будет пытаться эти договорённости реализовать, когда история, может быть, немного утихнет. Но опять же глупо брать на себя смелость и утверждать, что мы можем себе представить вообще, что это за договорённости. Я это даже комментировать не стал бы.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Андрей Колесников у нас в гостях, я напоминаю.

Много-много было ещё год назад, два года назад таких замечаний Трампа, личных очень, личностных, я бы даже сказала, про Путина. Он говорил о том, что ему нравятся какие-то человеческие качества Путина. Как Путин относится к Трампу, если брать по-человечески?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ваши наблюдения?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Или у него вообще никакого человеческого отношения к Трампу?

А.КОЛЕСНИКОВ: Если вы хотите знать моё личное мнение, хотя, как вы понимаете, это лучше было бы уточнить у самого президента.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Лучше. Пока не пришёл.

А.КОЛЕСНИКОВ: Может и придёт ещё.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы же замолвите словечко.

А.КОЛЕСНИКОВ: За меня бы кто замолвил, как говорится. Так вот насчёт отношения Путина к Трампу, как оно мне представляется. А мне кажется, у него нет вообще никаких иллюзий по поводу Дональда Трампа. Он слишком хорошо все понимает, в том числе и про вот эту ситуацию, в которой Трамп оказался сразу после этой встречи. Все это очень легко считается. Я думаю, что российский президент считать-то умеет.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Тогда с кем надо договариваться?

А.КОЛЕСНИКОВ: Так что он не обольщается. Но надо же переговоры эти вести. Но маниакальной настойчивости в этом деле, вот непременно встретится, черт, мир изменится, если они встретятся, вот этого нет в помине. Даже на одном из последних саммитов встреча такая у них просто сорвалась. Об этом говорили. Была вроде уже стопроцентная договорённость, и вдруг выяснилось, что американцы настаивают, чтобы мы к ним приехали, а не они к нам. Хотя это происходило все не в России и не в Штатах. Но с точки зрения протокольной дипломатии, это важнейший вопрос. Если до этого мы приезжали к ним, то в следующий раз они должны приехать к нам, а не опять мы должны ехать к ним. Им было это сказано, «давайте вы приедете к нам». Они сказали, «мы очень хотим встретиться, но у нас очень тяжёлый график, у нас все расписано». Но тогда у нас тоже все расписано, и никто ни к кому не поехал в итоге. И на следующем саммите все равно такая встреча состоялась и все было, да.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Окошечко нашлось.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Насчёт всяких личных отношений. Сложно назвать человека, с которым дружит Владимир Владимирович, кроме, пожалуй, Шойгу, которого часто называют. Из мировых лидеров самые, скажем, тёплые отношения у кого с Путиным? Главу МИДа Австрии не надо.

А.КОЛЕСНИКОВ: Со Шредером.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Из нынешних. Из действующих.

А.КОЛЕСНИКОВ: А Шрёдер не мировой лидер?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Да.

А.КОЛЕСНИКОВ: Не знаю. Мне кажется, у него очень близкие отношения сейчас, это долго происходило, но мне кажется, сейчас с китайским председателем.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Си Цзиньпином.

А.КОЛЕСНИКОВ: Конечно. Мы в последней поездке были по Китаю, я видел, сколько они времени проводили вместе. Это видно даже издалека. Они ехали в электричке долго довольно-таки и потом на хоккей ходили, видно, что идут уже такие близкие друг другу люди. Это даже внешне видно по жестам, по взглядам. Тут даже говорить ничего не надо. Это, конечно, ещё не любовь, но это очень хорошее знание друг друга и отсутствие разочарования в результате этого знания, а может быть даже ещё большей привязанности. Вот они, такое впечатление, не подводили друг друга, поэтому стали сейчас гораздо ближе, чем были.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А ещё кто?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А Эрдоган? Смотрите, опять он зовет в рыбный ресторан.

А.КОЛЕСНИКОВ: Больше я никого бы не назвал.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Эрдоган - нет.

А.КОЛЕСНИКОВ: Что вы говорите?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вчера через главу МИДа вновь звал в рыбный ресторан Владимира Владимировича. Сам президент сказал, что отношения у нас стали более глубокими, теплыми.

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Мы не верим Эрдогану всей страной.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А Лукашенко?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет, такое не забывается вообще. Такое не забывается.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Лукашенко, кстати, да.

А.КОЛЕСНИКОВ: А такое тем более не забывается. Ну что вы, ей богу? Нет. С Лукашенко как раз ситуация в том, что они тоже слишком хорошо друг друга знают и поэтому особой… Да вообще, я думаю, никакой симпатии нет. Именно по той причине, по которой Владимир Владимирович Путин дружит с китайским лидером, он не дружит с белорусским.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как вы думаете, Путин одинок? Он чувствует себя одиноким?

А.КОЛЕСНИКОВ: Не знаю, это уже совсем какие-то лирические вопросы, в которых я ничего не понимаю. Я могу вам сказать, каждый человек одинок. Я одинок. Вы, если разобраться, тоже одиноки, хотя вы все время вместе в эфире.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Знаете, одиночество - это когда ты себе достойного собеседника не можешь найти, по твоим личным критериям. Для Путина достойный собеседник есть?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет, это не то. Одиночество - это совсем другая история. Достойного собеседника себе, более или менее, всегда можно найти.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Путин может найти себе достойного собеседника?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я думаю, что он и находит достойного собеседника, когда ему это сильно надо. Почему вы думаете, что у него нет достойных собеседников?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Не знаю. Просто спрашиваю вас, вам виднее, вы чаще пересекаетесь.

А.КОЛЕСНИКОВ: У него полно достойных собеседников.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А для меня одиночество - это когда ты не чувствуешь поддержки от кого-то, вот ты один такой в поле стоишь и не на кого даже опереться.

А.КОЛЕСНИКОВ: В поле?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ну, условно говоря, метафоры.

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне слышится родное что-то.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В пуле, в поле. Для меня вот это одиночество.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну вы ближе к истине, да.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Наверное, где-то есть такое.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да господи, известно же, что человек не только умирает в одиночке, но и живёт. Для меня это очевидно, каждый обречен на одиночество. Но я понимаю, вы же совсем не про это. Вы хотите понять, есть ли у Путина, наверное, родная душа.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Да, друг прям такой.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я думаю, что есть, конечно. Конечно, есть.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Но мы уже про друзей, про одиночество и про тонкости души, и про все остальное поговорим с вами после новостей.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У нас в гостях человек, который Путина видел и которого Путин видел, Андрей Колесников. Я сейчас боюсь, что я опять что-нибудь не так скажу.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну вы уже сказали опять. Вы уже опять сказали.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Скажи просто, корреспондент «Коммерсанта».

А.КОЛЕСНИКОВ: Предупреждал же бывший главный редактор «Коммерсанта» Андрей Васильев, когда вышла моя первая книжка про Путина…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Что прилепится к вам это все.

А.КОЛЕСНИКОВ: Он говорит: «Ну все. Ты понимаешь, что ты обречен? Годы пройдут, тебя будут представлять: человек, который видел Путина».

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вам это не нравится что ли?

А.КОЛЕСНИКОВ: Но вы, да, это следующая была фраза, правы, вы сказали, «которого Путин видел». Это уже радует.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Спасибо. Хорошо. На самом деле мы будем с вами и о других книжках говорить, и о детских тоже, поэтому не надо нас так сразу…

А.КОЛЕСНИКОВ: Мы уже не успеем.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я надеюсь, что мы успеем хоть что-то, потому что, правда, что-то все мы медленно.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Быстренько скажем за эфиром, Андрей не знает, что случилось с премьер-министром, что за спортивная травма. Обещал нам рассказать во вторник.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Будем надеяться.

А.КОЛЕСНИКОВ: Вам, да.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: +7-925-88-88-948. Мы видим, что вы присылаете ваши сообщения. Telegram govoritmskbot, Twitter - govoritmsk.

О.ДАНИЛЕВИЧ: «Давление оказывается на Трампа, так как в США большой вес и силу имеет Конгресс. У нас парламент имел схожую мощь в 1991-1993 годах, до расстрела его из танков Ельциным в 93-м», - 222-й. В общем даже не вопрос, а скорее такое замечание.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ремарочка.

О.ДАНИЛЕВИЧ: В 90-е вас хотят. Про 90-е. Вы, говоря об этом времени, сказали, что вы считаете себя защитником свободной России. При этом говорили, что, в общем-то, в России вы себя свободным не чувствуете. Это было больше 10 лет назад, может даже 15. Чувствовали в начале 2000-х, а потом перестали. Вот сейчас вы себя чувствуете свободным в России?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я думаю, тогда это было связано с тем, что… с историей с Ходорковским, мне кажется. Я тогда сильно переживал по этому поводу. Это было очень давно. Да я думаю, что я нигде себя свободным не почувствую.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Тогда выходит, вы как защитник свободы не очень работаете?

А.КОЛЕСНИКОВ: И в России сейчас я себя свободным не чувствую. Я связан таким количеством несвобод, таким количеством условностей, таким количеством всего на свете, что было бы просто глупо говорить.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А есть свободная журналистика в России?

А.КОЛЕСНИКОВ: Да.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вообще в целом?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Где она?

А.КОЛЕСНИКОВ: При этом я занимаюсь свободной журналистикой, безусловно. Я занимаюсь свободно, искренне журналистикой. Потому что когда человек пишет все, что он думает, и то, что он думает, то, что он хочет сказать, и когда он имеет, как я себе представляю, в своём распоряжении арсенал методов для того, чтобы это все формулировать, то есть достаточно способностей, то это и называется свобода. Иногда человек «мама» сказать не может.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Про самоцензурирование какое-то вообще отдельная история.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А ваши тексты, кто правит?

А.КОЛЕСНИКОВ: Кто?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Есть вообще человек такой, кто правит тексты Андрея Колесникова?

А.КОЛЕСНИКОВ: Тексты читают все, кому положено. Всё-таки это газета, это массовое производство. Я могу прислушаться к каким-то замечаниям, мы можем обсудить это. До сих пор, блин, пытаются править корректоры. Вот корректоры пытаются править. Но при этом все равно действуют большей частью разумно. Как правило, не притрагиваются и оставляют авторскую пунктуацию.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Хоть раз было такое, что пресс-служба Кремля до публикации просила вас прислать какую-нибудь статью?

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну, это бред. И до, и после такого не было.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Никогда вообще в жизни, за 20 лет ни разу?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет. Просто надо не представлять себе вообще как бы структуру отношений, чтобы, простите уж меня, задать такой вопрос. Мне, знаете, кажется что? Иногда я думаю, я сам ищу ответ на вопрос, почему так все хорошо в этом смысле.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Почему вы можете так писать, а многие не могут.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я не знаю про многих.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как раз про это я и хочу спросить.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я в каком-то смысле и знать не хочу, для меня это лишняя информация. Я, ещё раз повторю, занимаюсь свободной и искренней журналистикой. Разные мысли могут приходить по этому поводу. Я, например, сейчас подумал, у меня недавно появилась идея, что, может быть, люди думают о том, что они… Я с большей вероятностью, чем другие, напишу какие-то мемуары. Может быть, они не хотят попасть в мемуары и вот как-то далеко заглядывают, как отрицательные более-менее хотя бы персонажи, даже с какой-нибудь одной историей. Потому что не было ни одной истории вообще такого рода.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Что вам мешает тогда чувствовать себя свободно в России, если писать как журналист вы можете свободно? Что тогда несвободно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Как вам сказать…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как есть, говорите.

А.КОЛЕСНИКОВ: У меня нет ощущения, что пресса свободна. Я считаю, что пресса тем не менее испытывает всё-таки излишнее давление со стороны государства. И не только на государственные СМИ. И пытается регулировать отношения с собой государство, прессы. Мне это не нравится, я вижу в этом перебор.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А как удаётся «Коммерсанту»?

А.КОЛЕСНИКОВ: У «Коммерсанта» своя история. «Коммерсантъ» работает с акционером. Работает, я думаю, это сильно сказано. То есть я имел в виду, что у «Коммерсанта» есть акционер, этот акционер не государство.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я в этом тоже вижу попытку вмешательства государства в зону интернета. Насколько я понимаю, давно власти хочется там усилить своё влияние. Это для меня очевидно и мне тоже кажется это, мягко говоря, излишним. Я думаю, что сейчас, когда те, кто начал заниматься этим, пообвыкнутся в этой новой для себя сфере, они поймут, насколько все очень сильно непросто здесь. И не то, что лучше оставить все, как есть, то есть абсолютно неконтролируемой эту зону, но вести себя в ней гораздо осмотрительнее что ли. Видно же, насколько нервно интернет реагирует на любую попытку такого вмешательства. Но это, кстати, соответствует правилам игры: если государство нападает, противоположная сторона защищается.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вот Катя вам задала в рамках этого вопроса, собственно, вопрос конкретный. Вы-то лично себя как-то ограничиваете, когда пишете?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Задумываясь о том, будет лайк, репост.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я вообще не высказываюсь на тему политики, как правило, в Facebook, потому что мне этого хватает и в реальной жизни. Единственное, что я делаю там, публикую по просьбе некоторых, даже многих трудящихся свои заметки.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А лайкаете?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Чужие посты.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Чужие посты лайкаете?

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну какие-то, конечно.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Они же могут быть тоже политическими. У нас же за лайки и за репосты теперь тоже.

А.КОЛЕСНИКОВ: Вот честно, я пока вообще не задумывался про это.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Будьте осторожнее.

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне до этого далеко. Спасибо, что предупредили, как говорится.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Просто очень многие думают: я же такого ничего не публикую, поэтому с меня нечего взять. А потом выясняется, что одно дело за другим как раз, за репосты, а не за то, что публикуешь конкретно ты что-то.

А.КОЛЕСНИКОВ: Буду знать.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Есть такой термин «колесниковщина». Для вас это обзывание или похвала?

А.КОЛЕСНИКОВ: Скорее похвала, конечно. Термин выдумал один мой знакомый. Я бы не сказал, что он произносил это с особым одобрением, потому что это было привязано к одной конкретной ситуации. Но вообще такой термин имеет право на существование, потому что это обозначение, кажется, нового жанра. Нового жанра, в котором я работаю. А создать новый жанр в журналистике…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы горды, да?

А.КОЛЕСНИКОВ: …это большая история. Ну идите, создайте.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Слушайте, а вы с этого начинали, с нового жанра, спортивное, светское, вот это все. Вы говорили про новый жанр. Это как раз оно? Это «колесниковщина» тоже.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну да, это уже на стыке.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Это ещё один жанр?

А.КОЛЕСНИКОВ: Это часть «колесниковщины».

О.ДАНИЛЕВИЧ: Смотрите, какая она разноплановая.

А.КОЛЕСНИКОВ: На самом деле никакой «колесниковщины» особой не существует, просто я пишу так, как умею, да и все. Это понятно, я по-другому не умею. Даже если бы захотел, я бы не смог. И когда я начинаю писать, я, например, не могу остановиться уже. Если я вижу, что это получается очень хорошо, я, конечно, не буду себя сдерживать ни в какой ситуации. В том смысле, что ради красного словца, все, что угодно.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ещё один термин есть «укатайка», длительные командировки. Для вас самая длительная командировка какая была, какая «укатайка»?

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне не нравятся все эти термины, «укатайки» какие-то.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это, кстати, вы говорили. Это ваши слова.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я говорил с неодобрением об этом. Просто командировки. Вот уже в термине «укатайка», который, напомню, означает несколько городов подряд без заезда в Москву, сложные перелёты бесконечные, - это все мне кажется проявлением какого-то кокетства журналистского: мы так много работаем, мы так устаем, это такие «укатайки» у нас.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вагоны разгружаете.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да все не так уже безнадежно много утруждаются, уж поверьте мне, особенно сейчас, вот из тех, кто работает в кремлевском пуле: кто-то больше, кто-то меньше. Наверное, все больше меня, я не знаю. Но я понимаю, что, например, в первые два срока путинских, а в премьерский особенно вот это была да, это была настоящая загрузка. Это, если хотите, такая жизнь «укатайка».

О.ДАНИЛЕВИЧ: А почему сейчас нет?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я не знаю, почему.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У нас меньше международных контактов, поэтому меньше укаташек?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет, международных поездок, кстати, хватает. Даже сейчас будет. И Китай, и Сингапур.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Тогда что? Почему было насыщенно, а теперь нет?

А.КОЛЕСНИКОВ: Они все равно стали… Поездок все равно становится меньше. Даже, может быть, знаете, что? Может быть даже поездок не становится меньше, но внутренних встреч меньше стало, это точно совершенно. Какие-то пропуски появились, какие-то паузы.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Путин устает?

А.КОЛЕСНИКОВ: Наверное, Владимир Владимирович Путин просто больше стал думать о себе, больше работать, так сказать, непублично. Не знаю. Например, летом просто… Целый месяц по сути. Он на футбол особо не ходил, при этом публичных встреч особо тоже не было.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Спокойнее стал.

А.КОЛЕСНИКОВ: Может быть, как-то, да, о душе стал думать, не знаю, больше. Может быть, пора уже, да…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Не знаем, пора ли.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Я наблюдаю за чиновниками и министрами многими, когда проходит встреча тет-а-тет или общая встреча, вот прямо видно, что многие чиновники боятся только одного взгляда Путина. Было в вашем опыте такое, что он на вас взглянул, вы вот… прям что-то так изменились?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет. Я думаю, что, с точки зрения чиновника, проблема не в том, что он взглянул не так, а в том, что он не взглянул. Вот в чем главная проблема - если он перестал вообще тебя замечать. Ну что может быть страшнее? Но я же не работаю на госслужбе, я не так, как чиновники, зависим от воли президента. Вот моя работа в течение такого длительного времени это, конечно, только подтверждает. Наверное, разные были периоды и по-всякому я писал.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вам было хоть раз страшно?

А.КОЛЕСНИКОВ: И продолжаю писать. Ну такие они рабочие отношения, они сохраняются.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Какой-нибудь душевный разговор с Путиным у вас был когда-нибудь за эти 20 лет? Душевный.

А.КОЛЕСНИКОВ: Как вам сказать?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как семья?

А.КОЛЕСНИКОВ: Понимаете, каков вопрос - таков ответ. Вот чего вы от меня хотите?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Историй хотим. Андрей, хотим историй.

А.КОЛЕСНИКОВ: Был, например, разговор, ну настолько душевный, после истории с Бесланом. Я рассказывал про это. Я настаивал, мне казалось, ему надо извиниться перед матерями. Он действительно был очень душевный разговор, публичный, естественно. Для меня, например, важнейший. Я не знаю, насколько для него. Я думаю, честно сказать, что он особо не помнит сейчас даже про это. А может наоборот, помнит. Сложно сказать. Но в итоге для меня, например, имеет принципиальное значение, что он в результате извинился перед ними и очень быстро. Ну да, были в этом смысле душевные, берущие за душу разговоры, да.

О.ДАНИЛЕВИЧ: В этом смысле есть ощущение, иногда складывается, по крайней мере, такое ощущение, что вы немножко всесильны: «извинился перед матерями». 2000-й год, когда вы писали книжку…

А.КОЛЕСНИКОВ: Почему всесильный?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Если я сейчас договорю, вы поймете, почему.

А.КОЛЕСНИКОВ: Давайте.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Потому что журналиста, которого вы призывали отпустить в 2000 году, когда писали книгу от первого лица, нашли всё-таки, Андрея Бабицкого. И из-за этого складывается ощущение, что вы что-то можете сделать, разговорами своими.

А.КОЛЕСНИКОВ: Каждая история существует отдельно. Настолько смешно говорить о какой-то всесильности. Вообще, в 2000 году мы писали вот эту книжку. Все тогда хотели, чтобы про будущего президента хоть что-нибудь было известно. Стало известно очень много в результате этой книжки. А про Бабицкого, да, постоянно начинали с этого все разговоры, потому что он пропал, потому что про него говорили не только в ежедневном, а в каком-то ежечасном режиме. Найдите Бабицкого, мы ему говорили, отпустите Бабицкого. Но это даже не я говорил, это скорее ещё больше говорила Наталья Геворкян.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Напомню для слушателей, что эта книга писалась Натальей Геворкян и Натальей Тимаковой. Но вы говорили, что вы тоже об этом спрашивали. Так вот, я все к этому. Может быть, если вы, условно, про какого-нибудь Кирилла Серебренникова периодически будете говорить Владимиру Владимировичу, может, что-то изменится с Серебренниковым.

А.КОЛЕСНИКОВ: А я же вам сказал, что ни о какой всесильности тут не приходиться говорить. И даже в случае с Бабицким ничего этого не было.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Книжка писалась месяц.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну писали мы месяц и каждый день про это говорили. В течение этого месяца его так и не отпустили, ну а потом отпустили.

О.ДАНИЛЕВИЧ: В конце. Книжка выходила, и его отпустили, так это было.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну где-то, да. Но мы перестали встречаться уже к этому времени и перестали про это говорить.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это отложенный эффект.

А.КОЛЕСНИКОВ: А почему его отпустили…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Никто не знает.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да. Отпустили или его нашли, вообще говоря. Путин же так и не признал, естественно, что он его удерживает. Мы говорим: отпустите Бабицкого. А он говорит: а кто вам говорит, что я удерживаю или мы его удерживаем? Вот на этом были построены все разговоры, которые каждый раз начинались. Они так и заканчивались. Он ни разу не отказался говорить про это, а наоборот, поддерживал, даже можно сказать, с удовольствием поддерживал этот разговор. В результате, повторяю, эти разговоры заканчивались тем же, с чего начинались.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Про Кирилла Серебренникова не надо ничего такого, да, делать?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Бессмысленно.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Бессмысленно, да?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Разговаривать, например, при любой встрече с Путиным.

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне кажется, все уже поговорили с президентом про Кирилла Серебренникова. Там идёт следствие, которое будет доведено до конца.

О.ДАНИЛЕВИЧ: И что будет, как вы думаете?

А.КОЛЕСНИКОВ: Если вы хотите знать моё мнение, мне кажется, что, к сожалению огромному, он получит срок. Я надеюсь, что срок окажется условным. Работает (странно, что вы этого не понимаете) огромная государственная машина, в том числе машина следствия. Я думаю, что не просто вот в этом эпизоде ничего не нашли, а нашли ещё какие-то эпизоды. Потому что они постоянно работают.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Что-то находят.

А.КОЛЕСНИКОВ: По-другому быть не может. Эта работа не может закончиться ничем, учитывая, что никто и не говорит, в том числе сам Кирилл Серебренников, что там ничего нет. Иногда оправдывают людей за отсутствием состава преступления действительно, но это-то не тот случай. Тут никто даже не считает, что вообще ничего нет. Но я надеюсь, что, по крайней мере, срок окажется условным. Мне кажется, что он и так, как вам сказать, уже достаточно отсидел, хотя это и домашний арест.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А остальные фигуранты дела, тоже условно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне трудно об этом судить. Я не очень глубоко погружен. Я даже не знаю, я вам сходу не скажу даже, кто остальные фигуранты, не назову по фамилии. Но сейчас начинаю вспоминать. Но не поручусь.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Главный бухгалтер, директор.

А.КОЛЕСНИКОВ: По фамилиям, да. Вы можете их назвать?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Нина Масляева, главный бухгалтер.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Мы можем их назвать, но у нас, к сожалению, осталось чуть больше двух минут до конца.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я вас предупреждал.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У нас рубрика должна быть. И первый из вопросов. Мы не поговорили о вашей детской литературе и ещё куче о чем. Это: что вы скрыли когда-то от мамы? Первый вопрос из рубрики. По возможности очень быстро отвечать.

А.КОЛЕСНИКОВ: Что я скрыл когда-то от мамы? Я очень много всего скрывал от папы, так получалось. Но я думаю, что я ничего не скрыл от мамы, кроме отношений с одной девочкой в классе.

О.ДАНИЛЕВИЧ: С одной всё-таки скрыли.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Какая нежность. Второй вопрос. Мы всем одинаковые вопросы задаем. С какой блондинкой вы бы могли изменить своей жене?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Блондинкой именно.

А.КОЛЕСНИКОВ: Эээ… это сложный для меня вопрос, без комментариев.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Самая большая ошибка в жизни?

А.КОЛЕСНИКОВ: Ошибок было очень много. Но самой большой ошибки я не совершил.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: У кого бы вы попросили прощения?

А.КОЛЕСНИКОВ: У мамы и папы, конечно. И даже больше у мамы.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Кто ваш лучший друг? Последний вопрос.

А.КОЛЕСНИКОВ: … Без комментариев.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В самом начале программы вы говорили о лучшем времени. Для вас лучшее время какое?

А.КОЛЕСНИКОВ: Лучшее время - вот сейчас прямо. Правда, я не шучу.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Я ожидала услышать, про какие-нибудь 90-е.

А.КОЛЕСНИКОВ: Не-не. И ещё то, что впереди будет.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Андрей Колесников был у нас в гостях, заместитель генерального директора «Коммерсанта», главный редактор журнала «Русский пионер» и журналист кремлёвского пула. Вот так. Правильно? Все отлично. Договорились. Спасибо большое, что пришли. Катерина Звягинцева.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ольга Данилевич. Через неделю услышимся. Пока.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Пока.

Они не принимают никаких государственных решений, хотя находятся рядом с президентом почти каждый день. Благодаря им граждане узнают, чем занят руководитель страны, с кем встречает-ся и что любит.

Группу журналистов, которые аккредитованы при главе государст-ва, называют кремлёвским пулом. Спецкор делового издания «Коммерсантъ» Андрей -Колесников освещает события с участием Владимира Путина едва ли не дольше всех коллег по пулу и даже выпустил несколько книг на эту тему. называется «Путин. Прораб на галерах» (перефразированы известные слова президента о том, что два первых срока он отработал «как раб на галерах»). О книге и её главном герое автор рассказал «АиФ».

Обложка новой книги. Кадр телеканала "Россия 24"

«Уважает тех, кто что-то реально делает»

Александр Колесниченко, «АиФ»: - Андрей, что и для кого ты приготовил на этот раз?

Журналист Андрей Колесников: - Издательство убедило меня в том, что после долгого перерыва (книг «Я Путина видел!» и «Меня Путин видел!». - Ред.) нужно выпустить две новые книги. Аргументы: Владимир Путин за последние 6 лет, которые представлены в книге, мог ведь измениться, причём непоправимо. Так в какую сторону он изменился и изменился ли? В какую сторону изменились его отношения с народом - это тема новой книги. Вернее, двух книг - через месяц выйдет продолжение. Первая книга разбита на большое количество глав: рабоче-крестьянское, дет-ское, деловое, народное, географическое… Речь о событиях и людях, с которыми Путин встречается каждый день. Это попытка рассказать, кто они такие и кто он такой.

Мне кажется, Владимир Путин любит говорить с рабочими. По-моему, ему кажется, что он их хорошо понимает, у него есть уважение к тому, что эти люди действительно чего-то стоят, потому что они что-то реально делают.

Книга выстроена не в хронологическом, а в «тематическом» порядке. И остаётся ощущение, что с разными частями российского общества президент говорит очень по-разному, причём с одними ему явно проще, а с другими - сложнее. С кем и почему?

Мне кажется, сейчас он ищет общий язык со студентами и школьниками. Ни он, ни они до конца не понимают, как друг с другом разговаривать. По мне, так дело обстоит проще, чем это воспринимают многие, в том числе в администрации президента. Для молодых акции протеста, в которых они стали участвовать в последнее время, - больше флешмоб, по крайней мере, сужу об этом по своим детям и их школьным друзьям.

Мне кажется, Владимир Путин любит говорить с рабочими. По-моему, ему кажется, что он их хорошо понимает, у него есть уважение к тому, что эти люди действительно чего-то стоят, потому что они что-то реально делают. Он всегда реагирует на то, что они говорят, каким-то особым образом. И можно заметить, что очень много важных вещей, которые предназначаются не только тем, с кем он в этот момент встречается, были произнесены во время встреч с рабочими на разных заводах. И эти встречи происходят не потому, что, как в советское время, было важно встречаться с пролетариатом.

Так крупнейшие западные издания изображают Владимира Путина. Коллаж АиФ

«Ему всегда есть что сказать»

Однажды президент так высказался в адрес журналистов: «Пустили подсматривать, а они подслушивают». Он имел в виду именно твою заметку, в которую попал обрывок разговора с премьер-министром Израиля, состоявшегося уже после того, как прессу по-просили на выход.

Ну конечно, сколько было поводов разочароваться в журналистах. Но тут надо понимать, что каждая подобная история - это в некотором смысле вызов для него. И мне кажется, в такие моменты ему становится, наоборот, интересно.

Было ощущение, что этот интерес в какой-то момент оказался на минимуме. Стало неинтересно спрашивать или особо нечего было сказать?

Я думаю, что ему-то всегда есть что сказать. Но предлагаю обратить внимание на недавнюю пресс-конференцию Путина в Китае. Я её считаю, без преувеличения, лучшей за последние годы. Я видел, что ему было интересно отвечать на вопросы, которые ему задавали. Да и событий много произошло всяких, включая захват российских диппредставительств в США, ядерное испытание в Северной Корее, арест Кирилла Серебренникова…

Путин ведь тоже может спросить. Как однажды, например, у тебя между делом, в шутку, по поводу модных джинсов с дырками - чего, мол, штаны рваные? Он даже тогда предложил подарить новые.

Я эту историю рассказал как-то для фильма о кремлёвском пуле и боюсь, эти штаны теперь ко мне приклеются. Ничего особенного… Но штаны так до сих пор и жду!

Насчёт Путина я иногда слышу, что он устал... ...Однако уставший человек по-другому бы себя вёл, другим был бы его график, и мы знаем, каким может быть график Президента России, который действительно устал…

Кто воткнёт шило в стену?

Твои репортажи - «заметки на коленке». Это ситуация, в которой до взлёта самолёта часто нет времени ни проверить, ни уточнить что-то перед тем, как продиктовать свою заметку в редакцию. То есть приходится додумывать, что значит тот или иной взгляд, та или иная фраза, брошенная мимоходом. Как часто ты получаешь упрёки, что всё на самом деле было не так?

Я бы сказал, что приходится не додумывать, а интерпретировать. Дмитрий Сергеевич Песков , пресс-секретарь президента, один раз сказал мне: «А вот сегодня ты наконец не угадал». И можно было расстроиться, что не угадал. С другой стороны, это «наконец» значило, что моя интерпретация событий обычно совпадает с интерпретацией событий людьми, которые обладают знанием гораздо большего количества скрытых от большинства деталей.

- Но вряд ли все персонажи твоих заметок легко переносят твою иронию, порой весьма едкую.

Был такой министр, который после мероприятия в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца начал в раздевалке высказываться, причём понимая, что в очереди перед ним стою я. И явно понимал, что я про это могу написать. Я и написал, исходя из того, что публичная часть мероприятия - пока мы не вышли из Кремля - ещё не закончилась. Мы встретились через пару дней там же, в Кремле, он при множестве свидетелей шагнул ко мне навстречу и протянул руку. Я протянул руку в ответ. А он свою демонстративно убрал и прошёл мимо. Что он этим хотел сказать? Года три мы с ним не разговаривали. Потом его уволили.

Ты о Путине пишешь с самого начала его президентства. Как думаешь, кто из вас первым скажет, как Ельцин, «я устал, я ухожу» и, уже в терминологии Владимира Путина, «воткнёт шило в стену»?

Насчёт Путина я иногда слышу, что он устал. Причём ни разу этого не слышал от людей, которые дружелюбно или адекватно к нему относятся. А вот от людей, которым он не нравится, я подобное слышу регулярно: «Как же он устал…» Слышал это, например, недавно в Зарядье (на открытии парка «Зарядье» рядом с Кремлём. - Ред.). Кстати, как раз в тот день это могло быть правдой, потому что мы ночью прилетели из 8-дневного турне по Дальнему Востоку. Однако уставший человек по-другому бы себя вёл, другим был бы его график, и мы знаем, каким может быть график Президента России, который действительно устал…

Я-то сам уже несколько раз думал воткнуть шило - ручку - в стену. Всё может вдруг по каким-то причинам измениться. Но чем дальше, тем больше я думаю, что «только после вас». Мне теперь кажется, что не надо прерывать эту историю, не дойдя до конца, надо её закончить. Я в этом вижу, как бы высокопарно ни прозвучало, некоторую миссию.

27 ноября президент России Владимир Путин в Кремле вручил государственные награды заслужившим это людям. Заслуживший написать про это специальный корреспондент “Ъ”, главный редактор "РП" Андрей Колесников обращает внимание на то, что до сих пор президент России, вручая награды, не предупреждал собравшихся, а в их лице и всю страну, что всех их и нас ждут гораздо большие трудности, чем раньше.

Без сомнения, некоторые люди перед награждением обращали на себя внимания не то чтобы больше, чем следовало, но все-таки более пристальное, чем остальные. И прежде всего, конечно, Лев Лещенко, который сейчас стоял перед камерой одного из федеральных каналов и думал для нее вслух:

А сделал ли я столько в жизни, чтобы получить такую великую награду (он оказался достоин ордена «За заслуги перед Отечеством» I степени.- А. К.)?! Да, мы вкалывали, трудились!

Возможно, на лице корреспондента телеканала в этот момент отразилось какое-то смятение, так что Лев Лещенко решил уточнить:

В армии!

Может быть, я даже так скажу: они летописные, мои песни! Они как вехи, они как страницы…

Он еще немного подумал и с чувством выполненного долга закончил, окончательно убедив сам себя:

Да, видимо, заслужил!

Особого рассказа заслуживала, конечно, его песня про День Победы:

Я пою ее с 1975 года! Вы можете себе представить?!

Проблема тут, похоже, была вот в чем:

И каждый раз надо делать это искренне!

Да, в каком-то смысле Льву Лещенко можно было только посочувствовать.

Отвечая на мои робкие вопросы, Лев Лещенко рассказал, что первые госнаграды получал еще при Леониде Ильиче Брежневе. Так, орден Дружбы ему вручили после Олимпиады-80 за песню про Мишу… Да, это когда «на трибунах становится тише…»

Приходил к Пахмутовой, она говорила, что есть песня, но, Лева, когда и где прозвучит - не знаю, да и прозвучит ли… Записал один или два дубля… Так, думаю, да, прикладная песня… После меня ее еще Татьяна Анциферова и ансамбль «Самоцветы» записали. А режиссер Туманов, хороший человек был, сделал версию, чтобы мой голос превалировал… Дальше вы знаете…

Надо сказать, сейчас Лев Лещенко, рассказывая эту историю, казался очень человечным человеком. Ничего он не выдумывал и ничем не гордился, а просто вспоминал с удовольствием, как жил и, между прочим, действительно побеждал. И как орден ему вручал не Леонид Брежнев, потому что генсек, конечно, удостаивал только космонавтов, а теперь вручает кто? Правильно.

И с тех пор Лев Лещенко много чего еще получил, в том числе и ордена «За заслуги перед Отечеством» и IV, и III, и II степени (без них первой и не дают), и вот дошел до основного.

Теперь осталось только орден Андрея Первозванного получить,- честно говоря, с симпатией сказал я ему (в том числе к Андрею Первозванному).

Не только,- неожиданно твердо поправил меня Лев Лещенко.- А Герой Соцтруда?

Я хотел рассказать ему, что Соцтруда уже некоторое время не дают, но это было бы слишком жестоко. В конце концов, дают же Героя просто Труда.

Главное,- неожиданно сказал Лев Лещенко,- не дожить бы до того времени, когда тебе все равно уже будет, что дают.

И симпатия моя ко Льву Лещенко, которому было по всем признакам пока что далеко не все равно, еще больше возросла, а он уже говорил про Расула Гамзатова, который в советское время получил, кажется, совсем уже все, но когда его спрашивали, что ему еще осталось взять, честно признавался:

Почту и телеграф.

И все тот же Расул Гамзатов помнится Льву Лещенко его фразой, обращенной к простым людям, которые встречались хоть однажды ему на жизненном пути (или просто на улице): «В следующий раз, когда меня увидите, не делайте вид, что меня не знаете!»

Я тоже, как, видимо, и Лев Лещенко, чувствовал в этом высказывании всю силу самоиронии, великодушия и всепрощательности великого сына советского народа по отношению уже к его детям.

Диктор Игорь Кириллов рассказал мне, что он получит сегодня орден Дружбы.

Друж-бы! - он даже выкрикнул или, вернее, продекламировал это слово. Оно много значило для Игоря Кириллова.

Я честно сказал ему, что уж он-то заслужил точно.

Ну что значит заслужил?..- сразу засомневался Игорь Кириллов.- А может, и не заслужил. Просто работал на страну. И на ту, и на эту…

Я, конечно, сразу насторожился. О какой еще стране шла речь? Двойное гражданство?.. Вот уж про него бы не подумал… Что-то еще?

Да, оказалось, что-то еще. Я вовремя понял, что диктор, наверное, имел в виду СССР и Россию. Так и оказалось.

А тогда какая вам больше нравится? - рискнул спросить я его.

А вот та, где молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет! - вскричал вдруг Игорь Кириллов, но даже если бы он говорил вполголоса, эти великие полголоса раздавались бы под сводами холла первого корпуса Кремля как набат Судного дня, а вторые полголоса - как его колокольный звон. Так уж наградил его кто-то неравнодушный еще до Владимира Путина, а он сумел, надо отдать ему должное, воспользоваться.

Певица Валерия получала орден Дружбы народов и вспоминала про одного великого артиста, который не так давно, на свое восьмидесятилетие, обратил внимание на то, что ему что-то ничего не вручили, и расстроился. «А просто,- сказала она ему,- у тебя ведь, по-моему, все есть. Вручать-то и нечего». Они сели, еще раз внимательно все посчитали и окончательно убедились: и в самом деле, все, что могли, ему уже дали, от и до. Но настроение, он потом говорил, от этого так и не поднялось.

Кроме того, Валерия, отвечая на мой вопрос про последние события на Украине, вспоминала, что она как-то попала в списки «Миротворца» и с тех пор на Украине не была, но если бы и не попала, все равно ни за что бы не поехала:

Это, знаете, как Юрия Антонова спросили, почему он не ездит на Украину, хотя ни в каких списках не состоит, а он, не задумываясь, ответил: «Ну я же не хочу быть военнопленным». Валерия заверила меня, что и все люди доброй воли, а таких в холле большинство, теперь уже тоже так думают.

Александр Збруев признался, что работает в театре 57 лет, «и приятно, что тебя не забыли».

Значит, ты на кого-то произвел впечатление! - предположил он с большой долей вероятности.- Но, знаете, не к этому надо стремиться. Совершенно не к этому.

Я поймал себя на том, что сегодня в холле и правда много людей доброй воли. Так все-таки мог рассуждать только хороший человек.

Но к чему? - переспросил я и в самом деле заинтересованно.

Да как же? - переспросил Александр Збруев.- Нужно играть. И в театре, и в кино. Оно ведь было когда-то. Кино. А сейчас я бы не сказал, что кто-то снимает кино. То ли не могут проявить себя, то ли им не дают, то ли они деньги все время ищут, чтобы проявить себя. А где душа человеческая?! Где сердце, я вас спрашиваю! Артист копит в душе и в сердце и если не отдает - вот это и есть беда!

Монолог ему без преувеличения удался.

В общем,- закончил Александр Збруев,- я стараюсь не сниматься.- Правда, сейчас снимаюсь у одного режиссера. Имени-то его я вам не назову. Но я у него снимаюсь. Потому что я с ним в театре сделал и «Бориса Годунова», и «Князя», Рогожина играл… Так что у него я и в сериале сняться могу.

Александр Збруев рассказал уже слишком много, чтобы даже мне понять, что речь-то идет о Константине Богомолове.

Ну да, это им обоим, кажется, повезло.

Владимир Путин что-то не заставил себя ждать. Лауреатов было много, и в этот раз каждый отчего-то стремился выговориться. Я обратил внимание, что это вообще-то снежный ком. Достаточно, например, промолчать первому из награждаемых, потом по каким-то причинам второму - и остальные предпочитают получить свою награду и вернуться к себе на место. Но если начал один - все, и остальные, кажется, начинают думать, что и они теперь должны обязательно что-то донести. Впрочем, некоторым и правда бывает, справедливости ради, что сказать.

Космонавт Сергей Рыжиков, поднявшись в свое время на орбиту, видимо, оказался слишком близко к Богу, и теперь, если не ошибаюсь, все время состоит на связи с ним, которую, между прочим, не устает подчеркивать:

Божьей милостью мне, простому мальчишке из обычной семьи, посчастливилось исполнить свои детские мечты - послужить в военно-воздушных силах, выполнить длительный полет в составе экспедиции на Международной космической станции… А для себя считаю это авансом для дальнейшего достойного труда во благо Отечества и во славу Божию.

Президент Курчатовского института Михаил Ковальчук с присущей ему легкостью раскрывал гостайны:

Курчатовский институт изначально возник для реализации атомного проекта, точнее, создания ядерного оружия. И надо сказать, что в кратчайший срок эта задача была решена!

До сих пор о целях создания Курчатовского института говорили все-таки более туманно. И по выражению Сергея Рыжикова, Бог знает, сколько бы это еще продолжалось, если бы не Михаил Ковальчук.

Более того, на этом признании президент Курчатовского института даже не притормозил:

Хотел бы сказать, что сегодня мы приступили к реализации масштабного проекта, который, по сути, превосходит атомный проект! Это переход к новому технологическому укладу, основанному на природоподобных технологиях, которые находятся внутри естественного ресурсооборота природы!

А вот на этом уже точно следовало остановиться: присутствующие в зале рисковали через мгновение стать невыездными. Но Михаил Ковальчук и остановился.

Вы знаете,- обратился Лев Лещенко к президенту страны,- непривычно говорить с трибуны, но очень хочется сказать. Я в первый раз, кстати, выхожу…

Но ему-то точно не стоило оправдываться ни перед кем. Да он и не стал.

Я лично публике очень благодарен,- кивнул Лев Лещенко присутствующим.- Еще бы поработал немножко! И поработаю, наверное, уходить не собираюсь! Надеюсь, если Провидение, Господь Бог и вы, Владимир Владимирович (все-таки верная последовательность или, точнее, логическая цепочка была пройдена сейчас певцом.- А. К), дадите мне такую возможность!

Хотя именно в этой ситуации, если преследовать прикладные цели, может, и следовало бы поменять их местами.

И наконец, Лев Лещенко оказался первым в Екатерининском зале, кто включил в повестку дня политические вопросы:

Россия - великая страна! Мы не привыкли покорствовать! Мы хотим справедливости, мира и покоя для нашего Отечества. Я надеюсь, что Владимир Владимирович знает, как это сделать, а мы ему поможем!

Президент России ничем, впрочем, не дал понять, что он это знает.

Она приготовила к этому утреннику стихи. Анна Ахматова посвятила их когда-то «Родной земле»:

В заветных ладанках не носим на груди,

О ней стихи навзрыд не сочиняем,

Наш горький сон она не бередит,

Не кажется обетованным раем.

Не делаем ее в душе своей

Предметом купли и продажи,

Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,

О ней не вспоминаем даже.

Да, для нас это грязь на калошах,

Да, для нас это хруст на зубах.

И мы мелем, и месим, и крошим

Тот ни в чем не замешанный прах.

Но ложимся в нее и становимся ею,

Оттого и зовем так свободно - своею.

Взгрустнулось, конечно (хотелось хоть на время церемонии забыть обо всей этой перспективе).

Александр Збруев стал первым в этот день человеком, который принял дар молча.

Ирина Винер-Усманова, получившая орден «За заслуги перед Отечеством» II степени, призналась, что счастлива стоять «опять около флага России, обычно он всегда рядом со мной, но только сверху. И это самое большое счастье, когда стоит наше поколение детей, потому что взрослые получаются из детей».

Надо сказать, Ирина Винер-Усманова, кроме прочего, сообщила обнадеживающую новость:

У нас, между прочим, художественной гимнастикой занимаются больше, чем футболом, по статистике!

Особенно после того, как некоторых лишили возможности заниматься футболом, а также бить прохожих на улицах (по мячикам в том числе), статистика, уверен, и в самом деле окончательно повернулась лицом к художественной гимнастике.

Бизнесмен Алишер Усманов что-то сказал Владимиру Путину на ухо, а потом честно поделился с участниками мероприятия:

Я просто попросил прощения у Владимира Владимировича, что одна семья забирает много времени.

Да, что уж там, немало.

Я свое обращение,- продолжил господин Усманов,- многоуважаемый Владимир Владимирович, хотел бы посвятить вам, а не себе, и говорить о том, что я чувствую (то есть все-таки, строго говоря, двум людям.- А. К.). Потому что то, что я чувствую в этом зале, я пять лет тому назад сказал. И вот это ощущение чуда, которое со мной происходит в той стране, которой руководит Владимир Владимирович, продолжается! Спасибо Аллаху, еще одна пятилетка прошла!

Нет, все-таки речь шла не про двоих даже, а про троих.

И я сегодня могу сказать свою огромную благодарность президенту за столь высокую оценку не только от себя самого, от коллектива, всех спортсменов Федерации фехтования, которую сегодня я возглавляю,- продолжил Алишер Усманов.- От имени всех работников двух огромных холдингов, «Металлоинвеста» и «МегаФона». И, к счастью, я имею возможность сегодня сказать огромное спасибо от моих соотечественников, от всех граждан Узбекистана, где я родился, от президента (Узбекистана.- А. К.), многоуважаемого господина Мирзиёева, до рядового гражданина за вашу огромную братскую поддержку! И за то, что Россия продолжает играть роль, которую ей предначертал Всевышний,- сохранение человеческой души на одной шестой части суши!

За Алишером Усмановым, как оказалось, стоит слишком много людей. Немногим меньше, похоже, чем за самим Владимиром Путиным (особенно учитывая результаты последних соцопросов, посвященных российскому президенту.- А. К). Хотя суши, строго говоря, все-таки уже меньше, чем одна шестая. Впрочем, мы же до конца не знаем, что имел в виду Алишер Усманов.

Игуменья Феофания, получая орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени, поддержала прежде всего Сергея Рыжикова:

Благодарю Господа, что Господь сподобил меня восстанавливать памятники федерального значения, которые Московская патриархия мне доверила!.. Спаси Господи, за такое доверие. Думаю, что в России и Москве памятники, которые восстанавливаются, принесут добро людям и нашему поколению.

К подъезду первого корпуса игуменью Феофанию подвез, будем благодарить Господа, 500-й «мерседес», который, Бог даст, принесет добро и ей самой. А если научимся благодарить так, как она, то, может, и нам тоже.

Режиссер Карен Шахназаров, ставший обладателем ордена Александра Невского, рассказал, что гордится этой наградой и что «в общем, что бы как бы ни говорили (а говорят-то всякое.- А. К.), именно культура создает нацию, именно в ее ответственности лежит формирование нации! И я надеюсь, что в какой-то степени моя небольшая доля участия в этом есть!

Всего несколько слов, и все, и у нас есть теперь Карен Формирующий Нацию Шахназаров.

Капитан танкера-газопровода «Кристоф де Маржери» Сергей Зыбко заинтриговал с первого слова:

Мне и моему экипажу выпала честь участвовать в исторических событиях на пути освоения русской Арктики, о которой я читал еще подростком, в книге «Два капитана»,- и сейчас находиться там.

Вопрос был прежде всего в том, кого же тогда мы видели перед собой теперь, если Сергей Зыбко был там, в русской Арктике. Сразу скажу, что удовлетворительного ответа, несмотря на то, что выступление Сергея Зыбко было продолжительным, да что там, он как будто лег в дрейф… Нет, удовлетворительного ответа так и не поступило. Но зато:

Ну и вообще, моряки - патриоты,- рассказал он.- И у нас все патриоты. И когда есть не только экономический эффект, а еще и политический эффект, особенно приятно. Первый груз мы привезли в Англию, а оттуда сжиженный газ ушел в Бостон, Соединенные Штаты Америки. Это очень было нам приятно!

И всем стало приятно.

Юрий Борисочкин, старший тренер женской сборной России по самбо, которому президент вручил орден Почета, также прочел стихи, и что особенно ценно, это были его собственные стихи, к тому же посвященные лично Владимиру Путину: «Никто ведь с Вами не сравнится, ни в чем ведь Вас не превзойти, и вряд ли кто-то усомнится в Вашем сверхправедном пути».

Впрочем, в слове «вряд ли» все-таки доля сомнения была заложена сама собой.

Президент городской клинической больницы номер 31 Георгий Голухов, получив свой орден Почета, оказался гостеприимнее всех:

На всякий случай, Владимир Владимирович, хочу сказать, что наша больница работает 24 часа в сутки, находится на улице Лобачевского, 42, рядом с двумя правительственными трассами: из Внуково удобно и по Ленинскому проспекту тоже!

Предложение было, если я ничего не путаю, встречено с пониманием.

А вот и певец Леонид Агутин, получивший орден Дружбы, промолчал. Тут ведь не знаешь, что легче дается: промолчать или выступить.

Между тем Владимир Путин сказал еще и несколько слов на прощанье, и что-то они оказались вескими:

Коллега говорил о том, что считает трудности, с которыми сталкиваемся, временными. Хочу с вами пополемизировать. Чем дальше мы идем, чем выше забираемся, тем больше будет трудностей.

Это мы слышали, если не ошибаюсь, в первый раз. Владимир Путин, кажется, стал заложником собственного желания оттолкнуться, как обычно, от вышесказанного кем-то, и сомнительная красота этой сомнительной мысли увлекла его за собой. А он уже - и всех остальных за собой. Туда, выше, где еще больше трудностей. Нет, ну хотя бы не в этот праздничный день…

Наверное, и правда президент готовится сказать нам что-то про таран в Азовском море.

Но залог того, что мы их всегда преодолеем и сделаем это блестяще,- это такие люди, как вы, ваши учителя и ваши ученики! - окончание было предсказуемо.

Пока участники церемонии чокались с президентом бокалами с шампанским, я обратил внимание, что тюменский маляр Екатерина Ходаковская, ставшая в этот день заслуженным строителем России, осторожно покрутила в руках бокал и аккуратно поставила его на стол рядом со стойкой с микрофоном.

Совсем не пьете шампанское? - участливо переспросил я ее.

Екатерина Ходаковская категорически покачала головой:

Вообще не пью!